Избранное в 2 томах. Том 2 - [197]

Ольга подняла глаза.

— Нам известно, что вы работаете сейчас стенографисткой у майора Фогельзингера…

— Откуда вы это знаете? — искренне удивилась Ольга.

Уборщица вышла из соседней комнаты — на минутку, за ведром, которое она оставила у порога, — и Миколайчик не ответил на вопрос Ольги. Однако он не оборвал свою речь.

— Так вот, — сказал он погромче, — остается ли у вас свободное время для того, чтобы взять у нас сверхурочную работу?

— Но откуда вы знаете? — повторила Ольга в крайнем изумлении.

Уборщица снова исчезла за соседней дверью, и Миколайчик ответил Ольге. Глаза его все время улыбались.

— Ах, Ольга, мы ведь живем с вами в советском городе, и вокруг нас с вами живут тоже советские люди, и совершенно естественно, что каждый советский человек интересуется, как живут и что поделывают другие советские люди. Таким образом мы знаем, что делаете вы…

— Кто это — мы?

Миколайчик посмотрел Ольге в глаза — без улыбки — твердо и ясно.

— Неужели вы думаете, что весь советский актив только там, — он махнул рукой на восток, — на фронтах, или там, — он махнул рукой в противоположную сторону, — в партизанских отрядах и партизанских краях. Есть еще…

— Миколайчик! — крикнула Ольга и схватила руку Миколайчика, лежавшую на столе. — Миколайчик, милый!..

Она почувствовала, как запылала у нее грудь и горло сжалось от спазм.

Миколайчик руки не отнял, он только поднял другую руку и сделал пальцем предостерегающий жест. Глаза его опять засмеялись. А голос в это время загремел так, что слышно стало и в коридоре:

— Послезавтра у пана бургомистра заседание по вопросу о ремонте жилых помещений в городе, это заседание должно быть застенографировано. — Уборщица вышла из соседней комнаты и стала через порог выметать в коридор мусор. — Начало заседания в три часа. Закончится оно в пять, К которому часу вы сможете представить текст расшифрованной стенограммы?

Ольга глубоко вздохнула, стараясь унять свое трепещущее сердце, и, закрыв глаза, сказала ровным, спокойным, безразличным голосом:

— Вы получите готовый текст через два часа, если в моем распоряжении будет машинистка. Без машинистки — через четыре часа.

Трудно, ужасно трудно было ей выговорить эти простые слова после того, что она услыхала. Но Ольга отлично справилась с этой задачей, открыв глаза, она посмотрела на Миколайчика. Видно, много сказали ему в это мгновение ее глаза и так красноречив был их язык, что Миколайчик весь вспыхнул и радостно закивал головой.

— Отлично! — воскликнул он. — Итак, вы начинаете у нас работать!

В комнату вошла уборщица и остановилась на пороге.

— Я доложу пану бургомистру! — прокричал Миколайчик. — Имейте в виду, что вы будете обслуживать бургомистрат, так что возможна выдача всяких продуктов. И вообще…

— Да скоро ли вы пойдете домой? — ворчливо спросила с порога уборщица. — Все уж разошлись. Мне убирать надо. Вот-вот караул придет…

После окончания работы, когда расходились все служащие, в бургомистрате на каждом этаже выставлялся караул. Караульные стояли на часах в пустом помещении и никого туда не пропускали. В бургомистрате нечего было караулить, но полиция таким образом охраняла все «правительственные учреждения», опасаясь, как бы ночью под них не подложили мины.

— Сейчас, сейчас, — ответил Миколайчик, — мы немного задержались!

Он вскочил и взял с вешалки свою шляпу.

— Так не забудьте, послезавтра вы начинаете работу. Не опаздывайте. Пан бургомистр этого не любит. Будьте здоровы… Хотя мы ведь можем выйти вместе.

Он пропустил Ольгу вперед, уборщица потащила в комнату свои щетки и ведра, а они пошли рядом по коридору. Коридор был пуст, на лестнице тоже почти никого не было — отдельные служащие торопились поскорее уйти, только навстречу поднимались уборщицы со щетками и тряпками.

Ольга шла легким шагом. Ей было весело и радостно, словно и не бывало этого страшного года оккупации, словно все было так, как в прошлом году, когда они с Миколайчиком торопились на стадион «Динамо» — на очередной матч.

Вдруг Миколайчик сказал:

— А сейчас мы пойдем с вами на матч.

Ольга даже остановилась, так дико прозвучали эти слова.

— На матч, на матч! — чуть не пропел Миколайчик, обходя двух машинисток, которые вышли на втором этаже из комнаты с табличкой на дверях «Машинописное бюро отдела пропаганды». — Ведь вы не забыли, что мы с вами уговаривались пойти на матч?

Ольга даже засмеялась, она смотрела на Миколайчика, моргая глазами, а он, идя рядом с нею, болтал:

— Я, знаете, опять стал страстным футболистом. Теперь играю левого крайнего. Вы не смотрите, что мне уже тридцатый год, мне еще рано в команду старичков. Сегодня вы увидите, как я еще бегаю и как забиваю голы. Только давайте поторопимся, а то как бы не опоздать, матч начинается в шесть часов…

И они в самом деле пошли на стадион. Миколайчик держал в руке портфель, но в портфеле были вовсе не бумаги, а майка, трусы и бутсы. Он вынул бутсы, взял их за шнурки и размахивал ими, особенно когда встречались немцы, чтобы все видели, что он идет на футбол и что, кроме футбола, ему, собственно говоря, ничего не надо. Бутсы были непарные — один желтый, другой черный, — Ольга смеялась, а Миколайчик жаловался, что времена тяжелые, новые бутсы приобрести невозможно и приходится донашивать старые — от двух истрепанных и когда-то брошенных пар.