Избранное. Том второй - [25]

— Народ не может погибнуть, Добри! — попробовал утешить приятеля Лоев. — Это ж миллионы людей, их как песку в море, шутка ли. — Он приподнялся и заглянул через плечо хозяина, словно именно в газете и скрывалась правда. — Там ведь царя скинули? А? Что там еще могло случиться?

— Сам сатана вмешался в русские дела, Анго. Сатана! — внушительно повторил Гашков. — И царя скинули, и такую кашу заварили, что… — Добри глубоко и безутешно вздохнул. — Не знаю…

— Да что же все-таки случилось? — нетерпеливо допытывался у приятеля Лоев.

— Швабы. Не иначе, они все это обстряпали. Обхитрили братушек как маленьких.

— Как обхитрили? — Гость и не понимал, и не верил хозяину.

— Ты что, в самом деле ничего про Россию не знаешь?

Гашков устремил на гостя такой укоряющий и пристальный взгляд, словно хотел сказать: «А еще туда же, политиком себя считаешь. Россия гибнет, а ты спишь!»

— Не знаю, — смущенно и испуганно признался Лоев.

— Пропала наша Россия, побратим!

Лоев изумленно уставился на Гашкова. Конечно, Добри получает газету, читает, знает гораздо больше, чем он, этого у него не отнимешь. Он чувствовал себя жалким, ничтожным болтуном, который ни за чем не следит и ничего не знает, а только слепо верит в свою Россию. Старый приятель показался ему чем-то вроде крупного, опытного дипломата, искушенного в тонкостях политики.

— Как? Когда? — с трудом выговорил он.

— Швабы послали в Россию вагон большевиков и…

Лоев только глазами захлопал. Да что он говорит, этот человек? С ума, что ли, сошел?

— Что это за большевики?

— Евреи. Кто же еще! — рявкнул Гашков, словно бы это Лоев и послал в Россию каких-то неведомых большевиков.

Лоев вспомнил, что в последнее время в корчмах местные политиканы время от времени упоминали каких-то большевиков, но кто они, откуда взялись, он не знал и не интересовался. Сначала слова соседа поразили Лоева, но, немного опомнившись и подумав, он даже рассердился.

— Пустая болтовня! Как может один вагон — горстка людей — погубить целое государство! Да еще такое — в полмира! Все это не иначе как либеральские штучки.

Гашков, однако, не согласился, настолько он верил в то, что сообщил соседу.

— Либералы этому только радуются, — злобно сказал он. — Они за этих евреев трехпудовую свечку готовы богу поставить.

— Но послушай! — Лоев положил руку Гашкову на плечо. — Ты только подумай, как может горстка людей разрушить целое государство, а? Что ж там, народа нет, что ли?

— Ха! Народ! — презрительно процедил Гашков. — Народ что стадо, куда погонят, туда и идет. Вон наш народ тоже не больно-то хотел воевать, а Фердинандишка с Радославовым загнали его в окопы… Вот и в России, стоило пообещать им мир, землю…

— Кто пообещал?

— Да тот… Атаман этих самых евреев… Какой-то Ленин…

Лоев задумался.

— И все это написано в газетах? — Он кивнул на лежавший рядом «Мир».

— Пишут кое-что, но не все, — ответил Гашков.

— А тебе откуда это известно?

Хозяин ответил не сразу, во и выражение его лица и вся поза должны были убедить собеседника, что новости эти получены из надежного источника. «Не стоишь ты того, чтобы тебе рассказывать, — словно бы говорил его укоризненный взгляд, — ну да уж так и быть, скажу».

— Был я позавчера в городе. Божков мне все до тонкостей и рассказал. — Гашков помолчал, наклонился к Лоеву, широко развел руками. — Но Божков сказал, что эти большевики долго не продержатся — день-другой и падут…

Раз Добри Гашков услышал все от самого Божкова, положение и вправду должно было быть очень серьезным. И все-таки ему, Лоеву, не очень-то ясна вся эта история.

— И ты спросил его, что они такое, эти большевики?

— Как не спросить, спрашивал. Вроде наших «тесняков»[10], говорит, что-то похожее…

Лоев прикусил язык. Божков, старый адвокат, был когда-то депутатом, газеты читал всякие, с большими людьми встречался. Уж коли он сказал, должно быть, так оно и есть. Божков душу готов был положить за Россию, только о ней и думал, только о ней и говорил. Все, кто стояли за матушку-освободительницу, шли к нему. В базарные дни контора его гудела как улей. Божков принимал всех, для каждого у него было доброе слово. Лоев тоже частенько наведывался к нему и всегда находил его за старинным широким письменным столом, под золоченой рамой, из которой смотрел на посетителей русский император…

2

Разговор о положении в России очень расстроил Лоева и привел его в полное замешательство. В корчмах уже поговаривали, что новое русское правительство предложило всем воюющим государствам заключить мир. Мир! Насколько понимал Лоев, это было совсем неплохо. Пора наконец прекратить эту бойню, дать людям спокойно вздохнуть. Но ведь, по слабому его разумению, то, что новое русское правительство предложило мир, вовсе не означало, что Россия погибла, как утверждал Добри Гашков.

Лоев послал в город старшего внука за газетой. И, засев в доме, прочел ее от первой до последней строчки. В газете сообщалось о сражениях на Македонском фронте, о взаимных посещениях царей и министров, говорилось и о других фронтах, где немцы и австро-венгры будто бы только и делали, что побеждали. Было кое-что и о положении я России, но так мало и так туманно, что Лоев ничего не понял. Удивило его, однако же, не это — человек он темный, в чтении не слишком силен. Странным показалось ему, что сообщение о России заняло всего лишь узеньким столбец строчек в тридцать, да и то где-то в середине внутренней страницы. А судя по тревоге Гашкова, в России случилось что-то очень важное, может быть, самое важное из всего, что было в эту войну. Значит, или Гашков, которого он считал знатоком в политике, ничего не понимает и испугался какой-то мышиной возни, или же газета лжет и скрывает от народа правду!