Избранное. Том первый - [54]

— Перестань, милая, не надо, — пугливо остановила ее старуха. — В своем доме ругайся сколько душе угодно, а тут надо по-хорошему… Ведь мы у них в руках… по-хорошему надо, по-хорошему, чтоб их черви сгрызли!..

— По-хорошему, — крикнула Вела. — Вот мы с ними всё по-хорошему, потому-то от них хорошего и не видим… Пускай они хоть скажут мне, за что его посадили, чтоб я знала… немые они, что ли, чтоб им от чумы онеметь!.. Сказали бы — в город ли их погонят, или еще куда дальше… Димо ушел из дома только с сотней левов в кармане…

— Хорошо, что хоть столько взял. А у нашего Ванё ни гроша нету… И достать неоткуда.

Из общинного правления вышел полицейский и огляделся кругом. Обе женщины бросились к нему.

— Эй, парень! Военный! Хотим мы тебя порасспросить! — крикнула ему старуха.

— Чего изволите? — отозвался полицейский, повернувшись к ним, и, щелкнув каблуками, отдал честь.

— Ты, что ли, в город их погонишь? — быстро спросила Вела.

— Кого?

— Да наших, которых тут задержали…

— Это вы про арестованных? Точно так!

И он опять щелкнул каблуками своих тяжелых сапог.

— А за что же ты их погонишь, сыночек? — заныла старуха. — Мы ведь свою работу бросили…

— Приказано, — ответил полицейский, пожав плечами.

— Нет, ты скажи — за что ты их погонишь, а?

— Не могу знать.

— Знаешь, да говорить не хочешь, — озлобленно упрекнула его Вела.

— Ваших ведь арестовали, а вы не знаете за что, так откуда мне знать? — ответил полицейский, слегка обидевшись, и вернулся в общинное правление.

Женщины посмотрели на его широкую спину, безнадежно переглянулись и сели на землю прямо посреди улицы.

— Ох, чтоб их чахотка подкосила! — тихонько бранилась старуха. — Чтоб им сквозь черную землю провалиться, чтоб их детям по тюрьмам гнить, чтоб им на них, на детей-то, через решетки смотреть, чтоб им всем пусто было…

Впервые после смерти Минчо старуха забыла и про Тошку, и про раздел, и про свое добро. Ее сковала одна мысль, одна боязнь… Иван! За что его посадили? Долго ли он будет сидеть? А вдруг его изобьют, а вдруг замучают?.. А если его осудят, упрячут лет на пять, на шесть? Господи! Она тогда помрет с горя, все глаза себе выплачет. Когда сыновей было двое, такое легче было переносить. А теперь?.. Кто же будет пахать? Кто станет вязать снопы? Ухаживать за скотом?.. Останется она в доме одна-одинешенька, закукует кукушкой людям на смех… И Мариола представила себе, что сидит она одна, как ведьма, в опустевшем, запущенном доме, и страх сжал ей сердце. Одна! Без единого человека рядом! Без Пете… Ох, пускай бы лучше вместо Ивана забрали ее, ей бы там не так худо было, она бы перенесла это легче. Думала ли она, что так будет, того ли ждала на старости лет?

— Если их в город погонят, надо и нам туда идти, — проговорила Вела.

— Пойдем, милая, почему не пойти? — заскулила старуха. — Хоть и не поможем им, если пойдем, а все-таки… Тут, как говорится, у себя дома, и то ничем не можем им помочь, а там и подавно… Но уж коли надумали идти, так пойдем.

— Пожалуемся судье, — важно проговорила Вела. — Хоть бы только их не били… Этого я пуще всего боюсь…

— Ох, да ты где хочешь можешь его навещать, есть у тебя кому и дома хлопотать и землю обрабатывать… да, может, у вас и деньжонки водятся… А я, сестра, я?

Вела помолчала, потом вдруг повернулась к старухе.

— Насчет… денег, тетушка, могу тебе дать десяток левов… Продали мы сколько-то кило тмина, да ведь дом, что змей, прожорлив, — всё потратили уже к вечеру… А сколько осталось, те Димо с собой захватил.

— Дай мне, коли есть, — взмолилась старуха, — я их тебе потом верну. Раз уж до этого дошло, приходится кусок у себя изо рта вырывать…

— Если только в город идти придется, как-нибудь справимся, а уж если дальше их погонят, тогда…

Женщины тревожно переглянулись.

О том, что придется пойти куда-то дальше вслед за арестованными, они не подумали.

21

Иван только тогда понял, что дело его серьезное и скоро ему не освободиться, когда его посадили под замок. Он постоял у двери, прижимаясь к стене, протер глаза, всматриваясь в темноту, и сделал шаг в глубь подвала.

— Иди, не бойся, привыкнешь, — сказал кто-то.

— Дядя Димо, да это ты ли! — радостно вскричал Иван, бросаясь к нему.

Никогда еще Димо не казался ему таким родным. Иван воспрянул духом, его тяжкое отчаяние на миг притупилось.

— Кого еще забрали? — спросил Димо.

— Не знаю. Не видел.

— Тебе сказали, за что тебя задерживают?

— Ничего мне не сказали. А тебе?

— И мне не сказали. Алекси явился спозаранку. «Иди, говорит, тебя, говорит, кмет зовет ненадолго…»

— И меня так же одурачил.

— Но ведь кмет и правда нас вызвал, — усмехнулся Димо, — а вот зачем он нас вызвал, сказать трудно…

— Должно быть, нас в город угонят…

— Почем ты знаешь? — спросил Димо, с беспокойством глядя на Ивана.

— Когда я проходил через двор, тут где-то мелькнула полицейская фуражка.

— Ишь ты… нехорошо, — заметил Димо, покачав головой. — Уж если нас туда потащат…

Димо не договорил, но Иван его понял. Он побледнел от испуга и тревоги. Мысли, одна другой страшнее, переплетались у него в голове. Он боялся, как бы его не стали бить, гонять из города в город, как бы не посадили в тюрьму. И чем больше он думал об этом, тем страшней ему было. «Коли на то пошло, — попытался он себя утешить, — лучше уж пусть меня разок изобьют да потом отпустят, чем посадят на несколько лет…»