Избранное. Том 1 - [118]

— Ну как, головная боль утихла? — Сопахун подошел ближе, будто любящий старший брат положил ладонь на лоб Замана.

— Спасибо, голова болеть перестала.

— Идемте ко мне. Я заказал старухе кисло-сладкий рисовый суп с мясом.

Заман уступил уговорам. Комната Сопахуна была такая же тесная, как у Замана, и сырая.

— Садитесь ближе к столу, — пригласил Сопахун, он принес две глиняные чашки с супом.

— Вкусно, — похвалил Заман. — Старушка такая же мастерица готовить, как моя мама.

— Что может сравниться с едой, приготовленной материнскими руками? — вздохнул Сопахун. В его словах слышалась тоска, и Заман вздохнул. Но чтобы не растравлять Сопахуна, повернул разговор: — Какие новости?

— Похоже, что пока остановимся здесь. Махмут Шевкет уехал в Хотан.

— Вот как? — удивился Заман. — А зачем?

— Чего не знаю, того не знаю. Горячего примешь — вспотеешь и остынешь.

— Как меня оттерли в сторону, так и я ничего не знаю, что у нас делается, — раздраженно произнес Заман. — А вы все-таки постоянный спутник хаджи-ата и имеете отношение к тому, что они замышляют.

— Все еще не ясно, куда двинемся, где встанем. Ясно только: у хаджи-ата голова пошла кругом.

— Конечно, такой разгром…

— Да. И все беды от раздоров и пакостей. Не вмешайся недавно мы с Моллахуном, и вас бы…

— Знаю. Изуверы вроде Хатипахуна тревожатся, что я материалист-безбожник. Если б я достиг этого — чего еще желать! Не боюсь злобных доносчиков, страшно, что все наши усилия впустую, милый Сопахун!

— И я не знаю, какой будет исход. До последнего времени следовал за старшими, верил в них…

Заману нравилось, что Сопахун говорит о себе без утайки. Прямодушный кумульский парень принял Ходжанияза за «духовного отца» и поверил — тот ведет по пути справедливости. Сопахун взял в руки оружие с самых первых дней кумульского восстания и был убежден, что борьба Ходжанияза против угнетателей принесет народу освобождение. Но в чем будет это освобождение, как оно осуществится, об этом он не задумывался. По представлениям Сопахуна, достаточно уничтожить китайскую тиранию — и делу конец. Однако мало-помалу, погружаясь в водоворот событий, он начал понимать: путь до эпохи свободы не близок и усеян острыми колючками. У него открылись глаза и на то, что «духовный отец» Ходжанияз, которому он предан, оказался неспособным преодолеть преграды, и теперь Сопахун придирчиво пересматривал и действия Ходжанияза, и свое собственное прошлое.

— Выходит, мы уже не скрываем, что мы в тупике? — спросил Заман.

— Скрыли бы, да отовсюду выпирает.

— Поднимать народ на неорганизованную «революцию», без руководящей и направляющей партии, — преступление, — повторил Заман завещание Пазыла. — Вот потому-то мы ничего не добились. По этой причине мы привели народ не к свободе, а к пропасти, к угрозе еще большего угнетения, обрекли на напрасную резню!..

— Будь сейчас Пазыл-ака, мы, наверное, не попали бы в такое тяжелое положение, а?

— Сказанное им было лишь пожеланием, истиной, не воплощенной в жизнь. Мы знаем, что и сам он поздно пришел к такому заключению и высказал его перед смертью. Если бы партия была создана в начале восстания, мы не блуждали бы разобщенно, как сейчас…

— Правильно, Заманджан. По своему невежеству и неопытности мы с самого начала допустили ошибки — и немало…

— Как говорят, «битый будет осмотрительным». Мы еще окрепнем, мы найдем пути к свободе!

Эта надежда — и только она — давала им силу жить, и Заману, и Сопахуну…

Глава семнадцатая

1

Когда Сопахун вошел, Ходжанияз был одет и ждал его.

— Пришли? — коротко спросил он.

— Пришли. Сидят в приемной.

— Накажи джигитам: пусть никого не впускают. Сам от двери ни на шаг.

Ходжанияз вышел в приемную. Юнус и Турди вскочили на ноги, склонились в приветствии. Юнус поднес руки Ходжанияза к глазам, осведомился о здоровье и самочувствии.

— Садитесь! — произнес Ходжанияз, не выносивший излишней церемонности, и опустился на ватное одеяло. Юнус и Турди сели перед ним. — Слизь-скользь не разводите, говорите правду, зачем пришли, — хмуро сказал Ходжанияз.

— Мы не намерены, хаджи-ата, заниматься пустыми разговорами. Скажу прямо: мы представители Шэн Шицая.

— Знаю, что вы послы, вот и принял. Не тяните, говорите открыто.

— Шэн Шицай хочет заключить соглашение с вами, хаджи-ата.

— Хм… — Ходжанияз чуть подумал, ухватив, как обычно, кончик бороды. — А сдержит ли обещания нечестивый обманщик? — уставился он на Юнуса.

— На этот раз он пообещал подписать официальное соглашение при свидетелях.

— Что предлагает нечестивец? Или, как и прежде, дурачит пустыми посулами?

— Создать объединенное правительство на основе участия обеих сторон. Вам — пост заместителя председателя. Махмуту Мухиту — место командующего национальными войсками в Кашгаре, остальным — департаментские и окружные должности, смотря по положению…

— Только-то? Нет, я должен быть председателем. Не согласится — пусть пасет свиней этот нечестивец!

Юнус почуял склонность к соглашению, потому что его предложение не было отвергнуто сразу. Он проговорил:

— Я уйгур. И считаю: продавать интересы уйгуров — тяжелее смерти…

— Не трещи много, говори о деле, — перебил Ходжанияз.