Избранное - [86]

Шрифт
Интервал

Итак, способ этот не был ни достойным, ни почетным, и я подчеркиваю еще раз, что за всю свою карьеру безбилетного болельщика только раз воспользовался этим обычаем. Наверно, был тогда какой-то особенный матч… И на мою голову легла рука пана Канафки. «Пан Канафка, возьмите меня!..» — рассеянный взгляд стальных глаз футболиста-нападающего падает на мое обращенное вверх лицо… я вхожу… Но, может быть, то был другой игрок и другой мальчик… «Wir sind andere, Andere sind wir»[77], как говорит философ. Хотя обычай был старый, освященный временем, но было в нем что-то унизительное. Другие способы были более рискованные, зато более достойные мужчины. Да, много знали мы разных способов оказаться по ту сторону ограды. А ограда была высокая, из плотно сбитых досок, увенчанная поверху колючей проволокой. Людей постарше, посолидней и менее решительных она отпугивала. Кто предпочитал остаться с наружной стороны ограды, тоже должен был решить кое-какие проблемы. Некоторые ограничивались тем, что приставляли к ограде складные стулья, табуретки, другие сооружали всяческие подставки и подпорки. Весьма распространенной, легко строившейся и удобной для переноски была подставка, состоявшая из дощечки и палки. Это устройство вколачивали в землю так, чтобы дощечка упиралась в забор.

Болельщик становился на дощечку, клал руки на края ограды и, оставаясь за оградой, с удобством обозревал ход игры. Менее одаренные технически (и менее требовательные) болельщики делали дырки и отверстия в досках и между досками. Забор в иных местах был весь продырявленный, как швейцарский сыр. Отверстия и щели разной величины находились на разных уровнях в зависимости от роста потребителя. Но поле зрения было очень ограниченным. Только самые высокие могли наблюдать отдельные эпизоды матча, а кто поменьше — те любовались спинами и брюками зрителей, окружавших поле плотным кольцом. Лишь изредка мелькали цветные майки и трусы игроков.

«Владельцам» (или даже арендаторам?) дырок в ограде грозили, впрочем, опасности и неприятности со стороны распорядителей или других злобных субъектов. В дырку, к которой прильнул глаз болельщика, эти негодяи втыкали палец, палку или бросали горсть песка. Только молниеносная реакция спасала глаз от ушиба или иной беды.

Кроме этих способов, были и другие… Можно было форсировать ограду поверху или снизу. В подходящих местах куском дикта или доски делались «подкопы». Взрослые подкопами не пользовались. Вырыв под оградой дыру, мы ползком пробирались внутрь. К несчастью, тут опять появлялись треклятые «распорядители» с тростями или палками; надо было проскользнуть в такой момент, когда и распорядители поддавались страстям и теряли контроль над ситуацией… Все же дело часто кончалось тем, что «пацану» приходилось уползать назад, получая пинок или несколько ударов палкой по заду. Разумеется, и подкоп «горел». Популярным, но опасным способом был прыжок через забор, поверх колючей проволоки. Тут ты рисковал поранить руки или разорвать штаны.

К стадиону примыкал принадлежавший Добровольной пожарной команде плац, на котором стояла деревянная выкрашенная в желтый цвет башня для учений. Здесь, на рубеже стадиона и плаца, находился домик сторожа, где проживал старик Гурка, заслуженный ветеран пожарной команды. Ходил он в конфедератке и в мундире пожарника, но без пояса. Рябое, темное, как ржаной хлеб, лицо украшали пышные усы, делавшие старика похожим на «буку». Торчащие эти усы вселяли в нас почтение и страх. Вокруг домика был небольшой сад, где стояли деревянные строения, какие-то сарайчики, навес и хлев. Плац для учений, а также эти постройки стали благодаря своему местоположению предметом стратегических замыслов безбилетников. Вместо того чтобы лезть через забор или по подкопу, можно ведь пробраться на стадион обходным путем, через плац для учений. Единственную проблему тут составляла бдительность старого сторожа. Надо было выбрать удобный момент… Старик часто сидел на лавке у домика и дремал, но дремота была притворной. Глаза его хоть и были прикрыты, видели все в радиусе десятка с лишним метров. Конечно, временами он дремал по-настоящему, но издали трудно было отличить правду от притворства. Самую дерзкую акцию провела однажды группа, состоявшая из трех, так сказать, командосов: Сянки, Пимпусяйки и Кочкодана. Они перелезли через забор во двор, спрятались в хлеву и выждали удобный момент… Один смелый прыжок, пробежка — и вот они уже в толпе, они неуловимы. Об этом походе — через хлев — долго ходили рассказы…

И вот настоящий взрыв бомбы. Из далекого Кракова должна приехать легендарная «Краковия». В полном составе. Горячка усиливалась день ото дня. В день матча температура достигла точки кипения (в наших головах). «Краковия»! Перворазрядная, легендарная «Краковия» удостоила нашу «Корону» дружеской встречи! В «Краковии» должны были выступить несколько игроков польской сборной… В действительности, как обычно, все оказалось более скромно — приехал второй состав «Краковии» с одним игроком сборной. Звали его, кажется, Коссок. Помнится, он недавно перенес ушиб колена… Высокий, майка в красно-белую полоску… или нет… не помню… Он слегка хромал, но мастерски дирижировал атакой «Краковии»… (Казимеж! Правильно ли я вспомнил фамилию нападающего «Краковии»? Фамилию игрока сборной? Казимеж, верно ли я вспомнил цвета майки этого клуба?.. Ты один можешь разрешить мои сомнения…) В тот памятный день мы с братом решили пробраться на стадион через учебный плац пожарной команды. Первая половина операции прошла успешно. Все же нам пришлось спрятаться в кустах, окружавших башню, потому что старый Гурка как раз вышел из дома и внимательно обозревал садик, сарайчики и пограничную полосу между стадионом и плацем. Мы не могли пошевельнуться. Старик уселся на лавку и невидящим своим взглядом держал нас, как на привязи. Со стадиона доносились шум, крики, наконец, свисток судьи. Мы решили пока что занять места в учебной башне. По лестницам и балкам деревянного сооружения вскарабкались на третий этаж. Стадион лежал перед нами, как тарелка. Видимость была отличная. Но хотя позиция у нас была великолепная, какой-то червяк подгрызал корни нашей радости… Когда матч закончится, Гурка ведь может спустить собаку, или стать возле башни, или… Одним словом, башня могла превратиться в западню. Это портило нам вкус зрелища, омрачало его. То и дело один из нас спускался вниз, заползал в кусты и высматривал, есть ли возможность спрыгнуть… Но старик сидел неподвижно, будто ноги его в черных сапогах пустили корни…


Еще от автора Тадеуш Ружевич
Грех

Тадеуш Ружевич — особое явление в современно» польской литературе, ее гордость и слава. Едва ли не в каждом его произведении, независимо от жанра, сочетаются вещи, казалось бы, плохо сочетаемые: нарочитая обыденность стиля и экспериментаторство, эмоциональность и философичность, боль за человека и неприкрытая ирония в описании человеческих поступков.В России Ружевича знают куда меньше, чем он того заслуживает, в последний раз его проза выходила по-русски более четверти века назад. Настоящее издание частично восполняет этот пробел.


Стихи Тадеуша Ружевича

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Глупости зрелого возраста

Введите сюда краткую аннотацию.


Мне бы в небо

Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.


Двадцать четыре месяца

Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.


Поправка Эйнштейна, или Рассуждения и разные случаи из жизни бывшего ребенка Андрея Куницына (с приложением некоторых документов)

«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.


Я люблю тебя, прощай

Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.


Хроники неотложного

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дерево даёт плоды

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Современные польские повести

В сборник включены разнообразные по тематике произведения крупных современных писателей ПНР — Я. Ивашкевича, З. Сафьяна. Ст. Лема, Е. Путрамента и др.


Польский рассказ

В антологию включены избранные рассказы, которые были созданы в народной Польше за тридцать лет и отразили в своем художественном многообразии как насущные проблемы и яркие картины социалистического строительства и воспитания нового человека, так и осмысление исторического и историко-культурного опыта, в особенности испытаний военных лет. Среди десятков авторов, каждый из которых представлен одним своим рассказом, люди всех поколений — от тех, кто прошел большой жизненный и творческий путь и является гордостью национальной литературы, и вплоть до выросших при народной власти и составивших себе писательское имя в самое последнее время.


А как будешь королем, а как будешь палачом. Пророк

Проза Новака — самобытное явление в современной польской литературе, стилизованная под фольклор, она связана с традициями народной культуры. В первом романе автор, обращаясь к годам второй мировой войны, рассказывает о юности крестьянского паренька, сражавшегося против гитлеровских оккупантов в партизанском отряде. Во втором романе, «Пророк», рассказывается о нелегком «врастании» в городскую среду выходцев из деревни.