Избранное - [89]

Увы, я был куда более ограничен в своих возможностях. Лишенный богов, я был приговорен (приговорил сам себя) к исключительно человеческим меркам. Здесь и сейчас. Метафизические родники тоже пересохли. Исторический опыт, который я вынес из войны, оккупации и непосредственного столкновения с гитлеризмом и фашизмом, толкал меня к материализму, социализму, а не к метафизике. Выводы, сделанные мной из собственного опыта, формировали также мое поэтическое творчество. Необходимость самопожертвования. Пуповина, соединяющая поэзию с метафизикой, была перерезана. Теперь поэзия должна была найти иной источник для своего существования, иную среду для своего развития. Среду чисто человеческую. Здесь и сейчас. Всяческие «манифесты» и дефиниции связывают наши движения, делают закостенелыми наши взгляды. Поэтому я хочу подчеркнуть, что замечания мои не исчерпывают источников моей поэтики и даже не объясняют их. Заметки эти следует трактовать как фрагментарные высказывания, схожие с опубликованными в 1958 году записками под названием «Звук и образ в современной поэзии», они скорее «материал» для описания неких борений. Другой попыткой разъяснить мою позицию пусть будет следующее стихотворение, которое я хочу привести в конце своих размышлений:

Моя поэзия

ничего не толкует

ничего не объясняет

ни от чего не отрекается

не охватывает совокупности

не исполняет надежд

не создает новых правил игры

не участвует в забавах

знает свое место

которое призвана заполнить

если она не есть речь эзотерическая

если не выражается оригинально

если не удивляет

очевидно так и должно быть

послушная собственной необходимости

собственным возможностям

и ограничениям

она проигрывает сама себе

не занимая места никакой другой

не заменимая никакою другой

открытая для всех

лишенная тайны

У нее много задач

с которыми ей никогда не справиться.

1965

Перевод А. Эппеля.

ЗВУК И ОБРАЗ В СОВРЕМЕННОЙ ПОЭЗИИ >{123}

«Отмежевание современной лирической поэзии от музыки» — факт свершившийся, и с этим приходится мириться. Но не поймите меня, будто, отсекая поэзии одно крыло, я хочу заставить ее парить с помощью другого, которое есть образ. Мне просто хочется поделиться опытом, накопленным в процессе писания стихов. Речь может идти лишь о субъективных заметках. Так что это отнюдь не попытка проанализировать современную поэзию, а скорее попытка поделиться сомнениями, которыми изобилует моя поэтическая практика.

Музыка-звук и образ-метафора, с моей точки зрения, не есть те крылья, на которых поэзия устремляется от творца к читателю, а балласт, от которого следует избавиться, чтобы поэзия могла воспрянуть и быть способной пусть не к полету, но хотя бы к дальнейшей жизни.

Я сознаю, что таким путем можно довести поэзию до самоубийства, до полной немоты, но мне кажется, что идти на риск необходимо.

Я сам в большинстве своих стихов пользуюсь образом. Метафора, образ остаются основополагающим элементом моей поэзии. Но дело осложняется тем, что на протяжении всей моей творческой деятельности происходит единоборство с образом. Ощущается постоянное желание освободиться от образа-метафоры.

Вслед за Аристотелем^{124} поэты и критики утверждают, что самое главное в поэзии — точное употребление метафор и от этого зависит своеобразие и гениальность поэта. Попробуем представить, что мы отбросили образ-метафору, что же нам тогда останется? Страх берет: у нас в руках — лишь горсть слов, проза, антипод поэзии. При этом я должен заметить, что образ — все еще высшая цель устремлений современных поэтов. Поэты обрабатывают его на потребу читателю, творя из него некое откровение мира, воображения. Для меня это рудименты магически-колдовских обрядов. Это ухищрения людей, верующих в существование поэзии in abstracto.

Но вернусь к своему опыту. Я не буду ссылаться на примеры, так как это только затемнило бы общий вывод. В моей практике образы часто как бы заслоняют истинную материю поэзии, которая всячески стремится сбросить с себя эти путы. Вопрос в том — еще раз повторим это, — возможно ли, чтоб поэзия, отказавшись от образа, продолжала полноценное существование, без всякого ущерба, и сохранила бы себя как таковую. Я имею в виду в данном случае процессы, происходящие в моей поэтике. Очень часто я впадаю в искушение нанести себе как поэту удар, отсекая все то, что придает поэтическому произведению красоту, свет, очарование. Словно поэзия ополчилась против себя самое.

Я не уверен, способна ли поэзия отказаться от образа, и далек от того, чтобы навязывать кому бы то ни было подобные взгляды, но сам я постоянно продолжаю поиски в этом направлении, атакуя образ с разных позиций, пытаясь устранить его как элемент декоративный, излишество. В моем понимании современная лирика — это результат столкновения чувства и события, чувства и предмета. Образ при этом может играть некую вспомогательную роль, но это не обязательно. Излишне усложненный образ, плод искусственной, изощренной фантазии убивает в лирическом стихотворении его животворное зерно, его суть. И в конце концов он губит сам себя, поскольку не может дать представления о подлинной драме, разыгрывающейся внутри стихотворения. Нагнетание образов не создает поэзии, это ее самый поверхностный слой. И чем сложнее, вычурней и замысловатей внешняя форма стиха, тем хуже для самого лирического события, которое часто не может пробиться сквозь нагромождение красивостей, созданных поэтом.