Избранное. Романы - [227]

— Где мы найдем такую реку?

— А если подвести приток Нуры?

— Далековато. Да и пойдет ли вода на подъем?

— Будем качать машиной.

— Уж лучше тогда качать из коренной Нуры.

— Боюсь, воды в ней не хватит — ведь надо и Каргрэс обеспечить, и Караганду снабдить.

— А если выкопать канал ниже Каргрэса, подвести проточную воду к озеру, а потом по другому каналу снова спустить ее в русло реки? Как ты думаешь?

— Надо со специалистами посоветоваться, — ответил Сергей Петрович после некоторого размышления. Он вздохнул: — Вода, вода… всюду она нужна… Вот откачиваем мы воду из шахт. Даром пропадает. Почему бы ее не использовать для поливки улиц и насаждений?

Канабек не переставал допрашивать:

— Как ты смотришь, в какую сторону лучше расширять посадку леса? Ведь что может получиться? Насадим лес, а там уголь найдут. Придется вырубать…

— Нет. По плану северо-восточное направление взято правильно. Там угля нет. К тому же летние ветры и зимние бураны дуют именно с той стороны. Смело продолжай посадки. Пусть леса защищают город…

Они далеко ушли по берегу озера. За разговорами не заметили, как наступил вечер. Солнце спряталось за холмом. Но и Сергею Петровичу, и Канабеку казалось, что они еще не все высказали друг другу. Дела предстояли большие. По плану озеленения Караганды лесные массивы должны протянуться к югу от старого города на двадцать пять — тридцать километров и примерно на такое же расстояние в сторону Балхаша, по линии железной дороги. В черте города уже заложено несколько парков, посажены тысячи деревьев. Теперь задача состояла в том, чтобы ни одна улица не осталась без зелени, чтобы при каждой шахте был свой парк.

Только перед самыми сумерками Сергей Петрович и Канабек свернули к дачному городку. В зеленом лесу, на берегу озера, рассыпались маленькие дачи.

По аллее шли Ардак и Антонина Федоровна, держа за руки Болатжана.

У Сергея Петровича детей не было. С внезапно прояснившимся лицом он заторопился навстречу мальчику, поднял его, прижал к груди.

— Он, курносик! До чего ты послушный и ласковый! Вот бы отцу призанять у тебя частицу твоего характера!

— Папа считает, что он и со своим характером не плох, — заметила Антонина Федоровна.

— Да, его характер, пожалуй, не прирастет ни к кому другому, — добавила Ардак.

Сергей Петрович рассмеялся.

— Метко сказано! Вот и выходит, что папе нужно постараться как-нибудь приноровиться со своим характером к товарищам.

Шутка была не столь уж добродушной. Должно быть, Сергей Петрович все еще не мог забыть памятного производственного совещания, когда Мейрам молчанием своим фактически поддержал не совсем продуманные предложения Аширбека.

Из дому в сопровождении геолога Чайкова вышел Мейрам. В руках у Чайкова какой-то камень, за плечами тяжелая сумка. Горячо продолжая разговор, он шел к машине.

— Это дело огромной важности! — донеслись его слова.

После встречи в степи несколько лет назад Чайков не обрывал дружбы с Мейрамом. Как только случалось бывать в городе, он неизменно навещал его.

Канабек подтолкнул Щербакова в бок.

— В руках камень держит. Сумка тоже набита камнями. Опять какую-нибудь находку привозил показывать.

Проводив гостя, Мейрам вернулся. Не дождавшись, когда он подойдет, Канабек крикнул:

— Ну, что на этот раз нашел твой плешивый дружок?

— Да, — ответил Мейрам, — каждый что-нибудь находит. Чайков, и Аширбек, и Ермек — все они постоянно ищут, заменяют старое новым. На этот раз Анатолий Федорович привез интересный образец.

Что это был за образец, Мейрам не успел досказать. Подбежал Болат, ударил его обоими кулачками. Мейрам, сделав вид, что не устоял на ногах, свалился. Мальчик тузил его изо всех сил и приговаривал:

— Я боксер, боксер!

Ардак закрыла книгу, поднялась со скамейки, начала унимать драчуна:

— Ты еще маленький! Подрасти сначала.

Она подозвала тетю Шекер и отправила с ней мальчика домой.

Щербаков в это время рассказывал Мейраму:

— Мы с Канабеком только что из поселка Загородного. Собственными глазами видели, как мало в нем культурных условий жизни. Слышишь, секретарь?

— К сожалению, бескультурья много не только на окраинах. Посмотрите-ка на центр Караганды… — начал было Мейрам.

Но Ардак вмешалась в разговор:

— Я часто слышу, что вы говорите о культуре, о борьбе с невежеством, предрассудками. А о литературе молчите, словно сговорились. Что же помогает формировать мысли и чувства человека, как не литература? Справляется ли она со своей задачей? Задумывались вы над этим?

Мейрам не нашелся что ответить. Смущенно он взглянул на Щербакова.

— Выручайте, Сергей Петрович!

Щербаков ответил то ли шутливо, то ли серьезно:

— Э, ты теперь и без моей помощи ни в воде не тонешь, ни в огне не горишь.

Ардак настойчиво продолжала:

— Казахский народ осваивает производство, применяет в труде передовые методы. А смотрите, что иногда появляется в казахской литературе. Некоторые наши писатели до сих пор пользуются старинными сказочными формами. Разве они пригодны для изображения современной жизни?

Серьезно и тихо Щербаков ответил:

— Ты права, дочка. — Как и в прежние дни, он ласкательно называл ее дочкой. — Для нашей литературы формы сказочного эпоса, конечно, узки. У нас есть путь социалистического реализма, по которому должна пойти и уже идет казахская литература. Верно я говорю?