Избранное - [50]

В марте, когда Мумице минуло двадцать лет, сестры усилили надзор. Примерно в эту пору в конторе адвоката, что помещалась в соседнем доме, частенько начал появляться практикант Матич, который всякий раз, проходя мимо, бесцеремонно заглядывал в их окна. Мумице запретили читать и вышивать у окна. Но вскоре сестры с ужасом заметили, что у нее всегда находится повод лишний раз подойти к окну или показаться в воротах именно в это время. И хотя все это их сильно тревожило, они из тактических соображений пока молчали. Но поведение Мумицы день ото дня становилось все подозрительнее. Настроение ее менялось каждую минуту. То она, радостно напевая, с жадностью и горячностью набрасывается на любую работу; даже та, от которой она прежде воротила нос, горит у нее в руках. С каким усердием колотит она выбивалкой из испанского тростника по одеялам — можно подумать, будто это палят пушки на рождество. То вдруг на нее находит какое-то дремотное оцепенение, и она на некоторое время словно выключается из жизни. Сколько раз за столом смех ее внезапно обрывался и ложка с супом повисала в воздухе. А то примется вертеться перед зеркалом, делает себе разные прически, как ребенок, наряжается в старые материнские юбки со шлейфом и, словно пава, расхаживает по комнате, искоса поглядывая на себя в зеркало. Наконец не на шутку встревоженные сестры призвали ее к ответу. Но поскольку сами они деликатно не касались основного вопроса, то ничего определенного вытянуть из нее не удалось.

На майском пикнике сестры имели случай убедиться, что противник их не из робкого десятка. Им казалось, что все и вся словно сговорились действовать им наперекор. Как ни всматривались сестры в движения губ Мумицы и ее кавалера, они все же не могли понять, о чем те говорили. Сестры уселись, прикрыв ноги юбками, на огромном ковре, расстеленном для пожилых людей прямо на траве, и стали наблюдать за танцующими. О, эти игры в горелки, где в стремительном беге мелькают и проносятся мимо развевающиеся юбки, руки мужчин, крепко обхватившие талии девушек! О, эти прогулки под руку! Молодые люди оживленно о чем-то говорят, подняв глаза кверху, словно отыскивают там кусочек небесной лазури или изломанный солнечный луч, пробивающийся сквозь кроны деревьев, а девушки лепесток за лепестком отправляют в рот приколотые к груди розы, зардевшись и опустив глаза, словно считают, сколько раз показался из-под юбки кончик их ботинка.

Смотрят сестры на все это, и в груди их закипает возмущение. И подумать только, до чего безнравственна теперешняя молодежь! Нет, в пору их юности, лет десять, пятнадцать, двадцать назад молодые люди вели себя куда скромнее. А этот Матич и после второго коло[18] ни на шаг не отходит от их «ребенка». Но самое ужасное в том, что Мумица, кажется, ничего против не имеет. Она делает вид, что не понимает их красноречивых взглядов, или отвечает какой-то рассеянной, наивно-озорной улыбкой, а то и вовсе не смотрит в их сторону. Ох уж эти пикники, они, верно, и придуманы лишь для того, чтобы портить нравы!

Во время быстрых танцев Вукосава то и дело подходила к Мумице и одергивала ей юбку или поправляла широкую голубую атласную ленту, перехватывавшую талию девушки и ниспадавшую чуть не до самой земли. Стоило Мумице приблизиться к ним, как на нее сыпался град замечаний:

— Мумица, гребень вот-вот выпадет!

— Мумица, хватит прыгать, отдохни!

— Мумица, накинь-ка шаль, не то простудишься!

А потом вставала Катарина и шептала ей на ухо или о расстегнувшейся пуговице, или о кончике белой рубашки, показавшемся из маленького разреза на груди.

Когда Мумице захотелось пить, сестры силой усадили ее рядом с собой и стали журить за легкомыслие:

— Ну разве можно пить такой разгоряченной?

— Знаешь, вот точно так покойная Луйка выпила на вечере залпом целый стакан лимонада, и сразу ее зазнобило. На другой день слегла в горячке и за шесть недель сгорела.

— Но ведь мне совсем не жарко!

— Как так! Сейчас пить — это все равно, что лить воду на раскаленный утюг. Подожди.

И все три сестры принялись по очереди согревать ладонями стакан с водой. Через полчаса они наконец дали стакан Мумице, предупредив при этом, чтобы она отпивала маленькими глоточками.

— Не все сразу! Хватит! Теперь можно еще. Хватит! Остановись! Хватит!

Если бедняжке Мумице хотелось мороженого, сестры разминали его до тех пор, пока оно не превращалось в сладкую жижицу, и только тогда ей разрешалось есть, да и то осторожно, по одной ложечке.

Но сейчас маневр сестер не удался. Матич, видимо, не желал ни на минуту расставаться со своей партнершей. Он тоже присел на ковер и стал насмешливо глядеть на эту забавную группу, не осмеливаясь, однако, вступать в разговор, потому что Мумица уже успела ему шепнуть:

— Не задевайте моих сестер. Они любят меня. И если хотите, чтобы мы были друзьями, то постарайтесь понравиться им.

— Уф! — Матич испустил глубокий вздох.

Вернувшись домой, сестры стали мягко и дипломатично внушать Мумице, что-де не годится поощрять ухаживания Матича, ибо он нисколько не лучше других, и что вовсе не следовало проводить все время в его обществе, потому что это неприлично и может повлечь за собой дурную молву.