Избранное - [49]

Сестры — Катарина, Ангелина и Вукосава — невысокие, коренастые и плотные, были некрасивы, с костистыми лицами, маленькими, колючими, недоверчивыми глазками, птичьими острыми носами и медлительной походкой. Их черные, лоснящиеся от жира и отливающие синевой волосы были стянуты на затылке в тугой узел, из которого всегда торчало множество огромных шпилек. Мумица же с ее неизменным здоровым румянцем на щеках, большими голубыми глазами и непокорными каштановыми кудрями была вся пухленькая, с милыми ямочками на щеках, на подбородке и на круглых белых руках — тип настоящей славянской красавицы! Глядя на нее, сестры частенько говаривали: «Вылитая мать!» И с подобающей в таких случаях торжественностью сообщали, что она (Мумица совсем не помнила матери) была красавицей. Но стоило только девушке весело воскликнуть: «Все говорят, что я похожа на мать!» — как тон сестер мгновенно менялся:

— Да, конечно, некоторое сходство есть, но мама была красивее. Смотри не возомни о себе бог весть чего. Впрочем, красота тела — явление случайное и преходящее, главное — это красота души.

Все же сестры с тайным обожанием смотрели на хорошенькую Мумицу. Красота ее была предметом их гордости, доставляла им поистине эстетическое наслаждение. И в то же время они боялись за сестру. Они ревновали ее ко всем и даже друг к другу, как безобразные мужья ревнуют своих красивых жен. Иногда одной из них начинало вдруг казаться, что с другой Мумица более откровенна и дарит эту счастливицу бо́льшей любовью. Тогда уж «соперницы» не жалели упреков: «Ты портишь ее!», которые сменялись истерическими рыданиями, объятиями и примирением.

Когда Мумица отказалась учиться дальше, сестры решили дать ей домашнее образование. Они заставляли ее читать классические, отобранные на специальном совете и выдержавшие строгую домашнюю цензуру произведения. Большей частью Шиллера и Марли. Но ее хорошенькая головка не была расположена к столь серьезному чтению.

Очень скоро это ей наскучило. Тогда сестры взялись читать ей вслух, но мысли Мумицы были далеки от того, что ей читали и объясняли. То она уносилась в своих девичьих мечтах к морю, то грезила спортом, особенно конным крикетом, то видела себя рядом с гладко выбритым, неустрашимым лордом в белоснежном костюме, какие ей попадались на картинках в журнале «Wiener Mode». А иногда она представляла себя сестрой милосердия. Ей рисовалось, как она отправляется на войну, перевязывает раненых. И вот незаметно подкрадывается любовь. Разумеется, он — офицер, раненый, о котором она без сна и отдыха, долго и трогательно заботится. А потом появятся дети. Она страстно любила детей. Как часто она, улучив момент, утаскивала соседского малыша, тискала его, душила в объятиях, осыпала поцелуями и играла с ним на полу. Как мечтала она о замужестве, о таком вот бутузе, который будет болтать ножками, брызгая на нее водой, когда она станет его купать.

Чем пышнее расцветала Мумица, тем больше сестры боялись за нее. Они неусыпно следили за каждым ее шагом. Стоило ей на секунду задуматься, как они, обменявшись понимающими взглядами, подвергали ее суровому допросу. Одна из них брала ее за подбородок, приподнимала голову и вопрошала: «Что с тобой? Смотри мне прямо в глаза! О чем ты сейчас думала? Непростительный грех утаивать что-либо от нас». А уж доведись одной из них заметить в поведении Мумицы нечто такое, что им казалось необычным и симптоматичным, она тут же шепотом делилась своими опасениями с другими, и все три немедленно удалялись на совещание и долго ломали себе головы над тем, что бы это могло значить и какую тактику лучше всего применить в данном случае.

Прогулки с Мумицей были для них настоящей пыткой. Нелегкое это дело — и с нее глаз не спускать, и наблюдать за прохожими. Сестер прямо в дрожь бросало от гнева и муки, когда мужчины при виде Мумицы выше обычного приподнимали шляпы. А некоторые останавливались на углу или даже у самого их дома, явно поджидая их. Стоило только женщинам поравняться с ними, как они, отвесив любезнейший поклон, принимались обстреливать Мумицу выразительными и озорными взглядами. Бедным девственницам казалось, что в их глазах пробегает гнусный смешок.

— На мужчин не смотрят, когда с ними здороваются! Отчего ты покраснела? — едва шевеля губами, разом шептали все три. — Не смей улыбаться, когда отвечаешь на поклон! Порядочная девушка должна лишь небрежно кивнуть. Эти шалопаи теперь бог весть что вообразят! Надо смотреть перед собой, только перед собой!

О замужестве Мумицы в ее присутствии никогда не говорилось. Да и без нее об этом редко заходила речь, а уж если этот вопрос и затрагивался, то только так, теоретически, ибо в городе не было ни одного заслуживающего их внимания человека. Ведь они отлично знали, что все здешние молодые люди ходят в кафе, легкомысленно предаются веселью, поглядывают на женщин, а иногда даже увязываются за ними. Сестрам представлялось, как в один прекрасный день явится к ним серьезный человек, они с ним познакомятся, изучат его характер, привычки и, если найдут достойным, вверят ему свое дитя, разумеется, сохранив за собой право совета и контроля. И хотя в глубине души у них теплилась надежда, что такой день никогда не придет, все же они собственноручно кроили, шили и вышивали чудесное и солидное приданое для своей Мумицы.