Избранное - [186]
Уходят.
Леоне ходит по комнате, как встревоженный зверь. Пауза. Слышны телефонные звонки. Голоса. Хлопанье дверей в глубине дома. Ангелика перекрестилась, встала я тихо, не говоря ни слова, подошла к столу. Рассматривает на полированном столе под лампой порванный набросок портрета покойного Глембая.
Л е о н е. Слышишь, как звонят? Паника! Корабль идет ко дну! SOS! Sauve qui peut![409] Уже насчитывают семь миллионов пассива. Und dann hieß es, das wäre die Bárbóczy-Legende: «Die Glembays sind Mörder und Falschspieler!»[410] Семь миллионов пассива. Похоже на то, что через полчаса господа компаньоны в Вене и Триесте начнут хвататься за карманы. Стоит только прийти телеграммам, которые сейчас в пути. А ты, Беатрис, что скажешь?
А н г е л и к а. Все мы несчастны, Леоне. Мне жаль Шарлотту. Бедняжка! Какие испытания ждут ее теперь! Wenn es wirklich Zusammenbruch ist, wird die Arme noch sehr büßen müssen![411] Все-таки у нее этот несчастный ребенок.
Входит Ш а р л о т т а, баронесса К а с т е л л и - Г л е м б а й. В трауре. Бледна и изысканна, с огромным букетом белых роз. Нервна и тиха. Идет в альков, кладет розы в ногах покойника и остается стоять в молчаливой задумчивости. Затем, нервно перекрестившись, подходит к столу.
Б а р о н е с с а К а с т е л л и (скорбно, с достоинством). Простите меня, дорогая Ангелика, не обижайтесь, но я так растеряна, у меня так болит голова, что я просто не сознаю, где я. Уже три раза забывала, что мне нужно. Окажите мне услугу, пойдите наверх, у меня Анита, она ищет черный галстук для фрака. Нигде нет этого черного галстука, und diese hier ist schrecklich![412] И пусть Анита принесет лакированные ботинки, скажите ей, пожалуйста, дорогая Ангелика. Я вам буду так благодарна! Seien Sie bitte so liebenswürdig![413]
А н г е л и к а. С удовольствием, дорогая Шарлотта! Sofort, bitte![414](Уходит.)
Баронесса Кастелли подходит к покойнику, поправляет что-то около подсвечника, снимает нагар никелированными ножницами и остается у постели, глядя на Глембая. Леоне, не отрываясь, смотрит на нее с большим любопытством. Баронесса Кастелли возвращается с ножницами в руках к столу, за которым сидит Леоне. До конца сцены баронесса Кастелли сохраняет спокойное достоинство. Ее голос звучит сентиментально-надломленно.
Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Я знаю, вы меня ненавидите. Я сейчас почувствовала каждую вашу мысль. Я знаю, когда я стояла над Глембаем, вы думали: семнадцать лет назад, когда здесь, на этом самом месте, лежала ваша покойная мать, я вошла, как и сегодня, а вы сидели на том же месте, где и сейчас.
Л е о н е. Да! И вы принесли букет пармских фиалок и держали на руках свою мальтийскую собачку. Сейчас собачки нет, в этом вся разница. Тогда вы стали законной госпожой Глембай, а теперь вы — законная вдова Глембай. Если вам кто-нибудь желает счастья, он мог бы вас поздравить. Главу с Глембаем вы счастливо закончили. Das Triester Palais haben Sie sich gesichert, und das Testament ist glücklich verschwunden![415] Если что и останется от семи миллионов пассива — будет поделено между законными наследниками.
Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Насколько я знаю, вы в завещании — на первом месте. И соблаговолите принять к сведению — благодаря моему личному вмешательству. Покойный был по отношению ко мне слишком джентльменом, чтобы отказать мне в этой просьбе!
Л е о н е. Благодарю вас. Я никогда не зарился на глембаевские деньги, а тем более — на глембаевские долги.
Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Какие долги? Не понимаю!
Л е о н е. Вы не знаете, что говорят о семи миллионах пассива?
Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Mir ist das ganz egal! Geschäftlich war ich immer desinteressiert![416]
Л е о н е. Этому я верю. Из семи миллионов пассива вы прибрали к рукам по меньшей мере три, насколько я вас знаю.
Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Скажите, за что вы меня так ненавидите?
Пауза. Молчание.
Б а р о н е с с а К а с т е л л и (примиряюще, лживо-убедительно, кокетливо и наивно). Чем я перед вами провинилась? Разве я вас лично когда-нибудь обидела? Вы несправедливы ко мне уже многие годы, а между тем это истина: если кто и пользовался в этом доме моей искренней и совершенно бескорыстной симпатией, так это только вы. Когда пришла ваша телеграмма из Э-ле-Бэна, я так искренне обрадовалась. So rein und so naiv![417] А вы беспрерывно оскорбляете меня! За что? За что?
Леоне глядит на нее удивленно и молчит.
Б а р о н е с с а К а с т е л л и (подходит к нему, говорит непринужденно и интимно). Warum schweigen Sie, Leo?[418]
Пауза.
Warum das alles?[419] Эта сцена ночью в гостиной — и перед кем? Перед старой развратной гадиной Фабрици! И перед вашим отцом! Вы должны были знать, что он слышит с террасы каждое слово! Весь вечер вы были ко мне несправедливы. Этот ужасный случай с Руперт, mein lieber einziger Gott
До недавнего времени имя Марии Петровых было мало знакомо широкому кругу читателей: при жизни у нее вышла единственная книга стихов и переводов с армянского. Разные тому были причины. Но стоит прочесть ее стихи — и не будет сомнения, что перед нами большой русский поэт. Творчество М. Петровых высоко ценили Б. Пастернак, О. Мандельштам, А. Ахматова. «Тайна поэзии Марии Петровых, — считал А. Твардовский, — тайна сильной мысли и обогащенного слова».Мария Сергеевна Петровых (1908–1979) родом из Ярославля, здесь начала писать стихи, посещала собрания ярославского Союза поэтов, будучи еще ученицей школы им.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Поездка в Россию. 1925» — путевые очерки хорватского писателя Мирослава Крлежи (1893–1981), известного у себя на родине и во многих европейских странах. Автор представил зарисовки жизни СССР в середине 20-х годов, беспристрастные по отношению к «русскому эксперименту» строительства социализма.Русский перевод — первая после загребского издания 1926 года публикация полного текста книги Крлежи, которая в официальных кругах считалась «еретическим» сочинением.
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.