Избранное - [184]

Из алькова выходит  Л е о н е  и направляется с альбомом в руке к группе около стола. Пауза. Леоне бледен, мрачен и утомлен.

Л е о н е (задумчиво, как бы про себя). В смерти все растворяется, как сахар в воде. Смерть, действительно, страшно глубока, в нее опускаются, точно в колодец летом. Наверху остаются свет, запах трав, а смерть холодна и темна. Ледяным запахом смерти веет от губ мертвеца. А потом остается гротеск — черный фрак на белом полотне. И кто в состоянии дематериализовать этот черный фрак на белом полотне, дематериализовать и перенести на бумагу?

П у б а (берет из рук Леоне альбом). Пардон, прошу прощения, на одну минуточку!

Д - р  А л ь т м а н (встает, с большим интересом). А, кончил? Пуба, покажи, пожалуйста.

Л е о н е (нехотя, апатично). Никуда не годится! Я устал. Голова болит. Не до работы.

П у б а. Я нахожу, что это превосходно! Замечательно!

Ф а б р и ц и (встал и смотрит вместе с остальными). Ja, also, das ist wirklich kolossal! Ja, also, so was kolossal impressives hab’ ich schon sehr, sehr lange nicht gesehen! Das ist eine ganz originelle Art und Weise[384].

Д-р Альтман молча кивает головой в знак одобрения.

Л е о н е. Голова болит, и вообще я давно не работал. Слишком много брому принял, уголь кажется тяжелым, как бревно. Невозможно передать нечто сверхъестественное, что есть у всех мертвецов около рта. У всех мертвецов, психопатов и филистеров есть что-то сверхъестественное около рта. Ну, лоб еще ничего: твердый, глембаевский, выразительный. И волосы неплохо! Но эта челюсть, окостеневшая нижняя челюсть — гораздо хуже верхней части. Не связано архитектонически — нет внутренней пропорции. Schwach, ganz schwach

Ф а б р и ц и. Alles, was nach Schwind kam, versteh’ ich eigentlich in der Malerei nicht[386]. Швинд и Фюгнер — это были художники! А все эти модернистские фокусы мне непонятны. Но если это модернизм, ja dann steckt sicher etwas hinter der Sache![387] Это, честное слово, колоссально!

Д - р  А л ь т м а н. Das ist gut, wie ein solider Munch![388]

Л е о н е (вернулся к ним и взял альбом). Пардон, господа! (Подошел с альбомом к покойнику и смотрит на него от входа в альков. Сравнивает набросок с моделью и потом довольно энергичным, лишенным аффектации жестом выдирает этот лист из альбома, рвет рисунок и бросает клочки в угол.)

П у б а. Ей-богу, ты бываешь непостижимо взбалмошным! Что это за глупость? (Нагибается, собирает клочки, несет их на стол и пытается сложить.)

Л е о н е. Ах, оставь, пожалуйста!

Устало идет к окну, долго смотрит в сад. Пауза. Фабрици вместе с сыном складывает разорванный набросок. Д-р Альтман встал и собирает свои медицинские принадлежности в сумку.

Л е о н е (у стола). Интересная вещь! Мне нельзя видеть во сне рыбу. Как только мне приснится рыба — добра не жди. Прошлой ночью мне приснилась дохлая рыба, плавающая на поверхности какой-то мутной, грязной воды. И все мрачное прошлое выплыло на поверхность, как дохлая рыба… А я проголодался! Хорошо бы съесть бифштекс с кровью и выпить пива! Пить хочется.

Д - р  А л ь т м а н. Это очень хороший симптом. Организму необходим обмен веществ. Пока существует нормальный обмен веществ, все в порядке, а голод, конечно, весьма положительное явление в таких обстоятельствах: неврастеники вроде тебя в такой ситуации должны питаться обильно и разнообразно. Я это знаю из практики!

Л е о н е. Ты, Зильбербрандт и Пуба страшно похожи. Для Зильбербрандта все проблемы исчерпываются семью заповедями. Для Пубы — правилами уличного движения, а для тебя — обменом веществ! Анамнез, status praesens[389], уголовный кодекс и Фома Аквинский — допотопные профессии! Если бы врачи были последовательными, они бы ходили в рясах, как попы! Европейские адвокаты, облачившись в мантии, проявили правильный взгляд на вещи. Сутана священника и ваш материалистический обмен веществ… Ваши материалистические теории нисколько вам не идут. Какие вы материалисты! Ходите бесшумно, двери открываете таинственно, точно маги. Вы запугиваете пациентов. Пациенты лежат перед вами на столах, как жертвы на античных алтарях, и вы их закалываете в честь божества вашего диагноза, анамнеза, обмена веществ! Если хочешь знать, я никогда не верил ни единому слову ни врача, ни адвоката!

Д - р  А л ь т м а н. Благодарю покорно, все это мы слышим в различных вариантах со времен Мольера. В нашем несовершенном буржуазном обществе, дорогой мой, врач — такая же несовершенная профессия, как и все прочие современные профессии.

Л е о н е. Совершенно верно, но остальные профессии в нашем обществе не напяливают на себя масок. Машинисты — это машинисты, могильщики — могильщики. А вы — привилегированные чернокнижники. Ваше ремесло прикрыто черным покрывалом, вы — посланцы некой высшей силы с правом экстерриториальности в современном буржуазном обществе. Сегодня я смотрел, как ты там, наверху, делал укол! Коробка со шприцами стояла на столе, твоя рука была совершенно белой, и весь ты вдруг изменился: в этот момент ты уже не был моим приятелем Альтманом, в этот момент ты приносил жертву Святому Диагнозу. Если бы я, простой смертный, сделал старику этот смертоносный укол, меня бы уже арестовали. А тебе можно убивать людей, ты имеешь на это право, потому что ты чернокнижник.