Избранное. Из гулаговского архива - [15]

Как эта скудная земля.

Здесь только вьюга полнозвучная

Играет, душу веселя.

   А летом солнце незакатное

   Бессменным ходит часовым.

   Здесь вечер с утром — непонятные,

   День от ночей неразличим.

Здесь ночи от бесстыдства белые,

Белее солнечного дня.

И в эти ночи ласки смелые

Смущают сладостно меня.

   И это невозможно вынести,

   Сгорели, запеклись уста.

   Нет в этой белизне невинности,

   А страсть, огонь и духота.

14 июня 1954

«Мы жить не могли. Мы дрожали…»

Мы жить не могли. Мы дрожали.

Приют наш — тюрьма и кабак.

Как зайцы, мы уши прижали,

Спасаясь от злых собак.

И даже в тюрьме, в заточенье,

Такой же затравленный зверь

В нас тупо швыряет каменья

И ломится в тайную дверь,

Где спрятана жизнь вторая,

Понятная только нам.

Ее не всегда доверяем

Мы грубым обычным словам.

Другие ее опозорят,

Она непонятна другим.

Так ясные чистые зори

Фабричный позорят дым.

3 июля 1954

«На улице теплый дождик…»

На улице теплый дождик

И теплая серая муть,

Унылая дума: не сможешь

Судьбу и людей обмануть.

   Нас выдадут двери и стены,

   Улыбка, сиянье лица.

   Мы слишком во всем откровенны,

   Два старых забавных глупца.

Октябрь перепутавши с маем,

Мы к юности строим мост.

Мы перья жар-птице ломаем,

Схвативши за радужный хвост.

   Но мы не поймаем жар-птицы,

   Она ускользнет из рук.

   И мост, что в юность стремится,

   Под нами подломится вдруг.

5 июля 1954

«Не может прошлое быть нам примером…»

Не может прошлое быть нам примером.

Но больно знать мне о твоем вчера.

В сыром болоте и под небом серым

Для нас зажегся огонек костра.

Сначала бледно тлел он, замирая,

И вспыхивал, и снова угасал.

И мы смотрели, внутренне сгорая,

И каждый что-то про себя скрывал.

Но поднялось ликующее пламя,

И согревая, и сжигая нас.

А гадины болотные за нами

Следили, не спуская мутных глаз.

И страх, и ревность душу охватили:

Страх перед местью злой нечистоты

И ревность к той пьянящей, страстной силе,

Что многим-многим отдавала ты.

Терзаюсь, и не верю, и томлюсь я.

Хочу поверить и не верю вновь.

А гадин ядовитые укусы

Мне отравляют чувство, мысль и кровь.

Бушует пламя в гневе величавом

И вновь сникает в яркой влажной мгле,

О, неужели мы лишимся права

Любить на этой проклятой земле?

7 июля 1954

«Не от нас зависящая мелочь…»

Не от нас зависящая мелочь

На часы разъединила нас.

А дуга томилась и немела,

Улыбались губы напоказ.

От такой же мелочи, наверно,

Упадем мы где-нибудь с тобой.

И над нами улыбнется скверно

И взмахнет безносая косой.

Чуждые, навязанные вещи,

Кем-то приведенная беда

Нашу жизнь безжалостно расплещут

По дорогам грязным без следа.

Жалкие, убогие тупицы

И такие же, как мы, рабы, —

Им одним дано распорядиться

Ходом нашей каторжной судьбы.

Если под любовным озареньем

Неразлучны души и сердца,

Их погубят чьи-то подозренья

И растопчут каблуки глупца.

8 июля 1954

«Это скука или отчаянье?..»

Это скука или отчаянье?

Или просто не вижу Вас?

Мы откуда-то резко отчалили,

Но куда мы причалим сейчас?

Все проходит от нас независимо,

От бунтующих наших воль.

Так зачем мне тревожными мыслями

Бередить мою новую боль?

Может, лучше отдаться течению,

Все равно ничего, не решу.

Так зачем же, как прежде, мучению

Я упорно навстречу спешу?

И зачем я брожу неприкаянно

В этот жаркий полуденный час?

Я скучаю? Томлюсь ли отчаянно?

Или просто не вижу Вас?

8 июля 1954

«Как назвать? Печаль или веселье?..»

Как назвать? Печаль или веселье?

Кто-то нежно мне прокрался в грудь.

Хорошо уйти сейчас без цели

В невозвратный и далекий путь,

Где другие люди и заботы

И совсем чужая сторона,

И не нужен для меня никто там,

И сама я людям не нужна.

Там меня никто не остановит,

И никто к себе не позовет:

В одиночестве с своей любовью

На любой пойду я поворот.

Все равно дороги незнакомы

И неведомо куда ведут.

Может быть, ведут к чьему-то дому,

Где меня, не зная, крепко ждут.

Может быть, к погибели случайной,

Где-то притаившейся в кустах.

Ах, для нас и наше завтра — тайна,

Тайна даже слово на устах.

Горько недосказанное слово,

И слова, что не сказав, замкнешь,

Слово под глухим слепым покровом,

Что не слухом, а чутьем поймешь.

Хорошо мне с Вами или плохо —

Это тоже тайна для меня.

Знаю, что я с Вами каждым вздохом,

Скорбью ночи и печалью дня,

Что я с Вами ближе, неразрывней,

Что болит и радуется грудь.

И мне страшно. Хочется уйти мне

В чужедальний невозвратный путь.

8 июля 1954

«Что страшнее и что нелепей…»

Что страшнее и что нелепей,

Чем любовь наша в ржавых цепях?

Страсти скованной сдавленный лепет,

Поцелуи сквозь темный страх.

Ну, а все-таки Вы мне милы,

Милы мне всему вопреки.

Ваша нежность, томящая сила,

Пьяный взгляд и трепет руки.

9 июля 1954

«Здесь майские белые ночи…»

Здесь майские белые ночи

   И майский непрочный снег.

Зачем и чего он хочет,

   Живущий здесь человек?

Природа полна беззаконья:

   И день незакатный, и снег.

Невольно стремится в погоню

   За счастьем былым человек.

Его пурга осыпает

   И солнце его палит.

Стремится душа слепая,

   Куда беззаконье велит.

Но он опомнится, старый

   И белый, как здешняя ночь.

Гореть нескончаемым жаром

   И здешнему солнцу невмочь.

Все тише и все короче,

   Бледнее солнечный путь.

И клонится к вечной ночи

   Моя одряхлевшая грудь.

9 июля 1954

«Мне нравится и вихрь несытый…»

Мне нравится и вихрь несытый,

И тишь перед грозой, и мгла.