Избранное. Из гулаговского архива - [14]

Республики, которая вверилась мне?

Шпионаж, спекуляция, гнусный подкоп

Омою кровью, искореню… —

И — взгляд голубой, ледяной и кроткий —

Улыбнулся толпе и парижскому дню.

А на площади шумной на страже стояла

Неподкупная, словно он сам, вдова

И ударом ножа, скрипя, подтверждала

Его слова.

Ноябрь 1953

Гафиз

Монахом жил всю жизнь Гафиз.

И вот на склоне лет

Пришел к нему смешной каприз

Воспеть любовный бред.

   Вино, и голос соловья,

   И солнце, и луну.

   У горькой мудрости и я

   Всю жизнь была в плену.

Но песен сладостной тоски

Запеть я не могу.

Морщины слишком глубоки,

И голова в снегу.

   Живет в душе смешной каприз,

   Его скрываю я.

   И что сказал старик Гафиз,

   То мне сказать нельзя.

1953

Пруссия

Государство Прусское. Проза.

Темный Гегель и страшный Кант.

По-солдатски тянутся розы

И муштруется каждый талант.

Здесь, в Берлине, спиваясь, Гофман

Прусским призракам руку жал.

Здесь писал ироничные строфы

И отсюда Гейне бежал.

И косички российским солдатам

Подарил деревянный пруссак.

И выламывал ноги проклятый

Журавлиный пруссаческий шаг.

И вот здесь гениальный юнкер

Совершил исторический ход:

— Я увижу Германию в струнке

И единый немецкий народ.

Непреклонно в грядущее веря,

Он чудовищный выполнил план.

В битве с Австрией создал Империю,

Воспитал ее вещий Седан.

Он ускорил, железный канцлер,

Катастроф исторических бег.

Под немецкие пушки в танце

Закружился двадцатый век.

Многих многому выучил Бисмарк:

И разгадкам велений судьбы,

И рассчитанной дерзости риска,

<И> холодным приемам борьбы.

И не новый ли дьявольский юнкер

Шел за старым, как тень его, вслед,

И рабочих вытягивал в струнку

Для грядущих боев и побед.

Для грядущего равного рабства,

Где размерены отдых и смех.

После скучного прусского папства —

Социальное папство для всех.

1954

«Зажигаясь и холодея…»

Зажигаясь и холодея,

Вас кляну я и вам молюсь:

Византия моя, Иудея

И крутая свирепая Русь.

Вы запутанные, полночные

И с меня не сводите глаз,

Вы восточные, слишком восточные,

Убежать бы на запад от вас.

Где все линии ясные, четкие:

Каждый холм, и дворцы, и храм,

Где уверенною походкой

Все идут по своим делам,

Где не путаются с загадками

И отгадок знать не хотят,

Где полыни не пьют вместо сладкого,

Если любят, то говорят.

1954

«Да, приметы мои все те же…»

Да, приметы мои все те же:

Дерзость, скованность, дикость, страх,

Неуклюжесть моя медвежья

И печаль в обезьяньих глазах.

   Я не двинусь. Что было, все то же

   Пусть останется и замрет,

   Только кровь взволнованной дрожью,

   Словно струны, артерии рвет.

26 мая 1954

«Что ж, мучай, замучай, домучай!..»

Что ж, мучай, замучай, домучай!

Ты, север, так сходен со мной:

Взгляд солнца короткий и жгучий,

Минута метели хмельной.

И вьется она, и смеется,

Змеею кругом обовьет,

А сердце тревожно забьется

И так же тревожно замрет.

Метельную тяжкую тучу

Луч солнца случайно прорвет,

И снова метелью колючей,

Как петлей, меня захлестнет.

В чем больше пугающей страсти:

В метели, в луче ли, как знать?

Но только у них я под властью,

Из сердца мне их не изгнать.

31 мая 1954

«Мне все тревоги надоели…»

Мне все тревоги надоели,

Мне надоели все дела.

Да, я осталась в самом деле,

Какой я в юности была.

Как это все неизлечимо,

Смешно и глупо, без конца.

Пусть все скорей проходит мимо:

Надежды, страсти и сердца.

1 июня 1954

«Блуждаю я жалкой нищей…»

Блуждаю я жалкой нищей

Под нищий русский напев.

Мне служит горькою пищей

Ирония, скорбь и гнев.

Иду, не пугаясь бесчестья,

Навстречу вражде иду.

Мне ветер о близкой мести

Поет в мятежном бреду.

Поет он, что час мой грянет

Внезапно, в тихой ночи,

Когда все сгниет, увянет,

Иссякнут живые ключи.

Когда все надежды стихнут,

Тогда потрясет нас гром.

Снега загорятся и вспыхнут

Высоким — до неба — костром.

5 июня 1954

«Меня терзает беспокойство…»

Меня терзает беспокойство,

Утраты, тягость перемен.

Есть в отступлении геройство,

В победе — рабство, стыд и плен.

   Но отступать уж слишком поздно,

   Я в чуждый новый мир вошла.

   Все незнакомо, странно, грозно,

   Полно волнующего зла.

9 июня 1954

«Ты опять стоишь на перепутье…»

Ты опять стоишь на перепутье,

Мой пророческий печальный дух,

Перед чем-то с новой властной жутью

Напрягаешь зрение и слух.

   Не родилось, но оно родится,

   Не пришло, но с торжеством идет.

   Ожиданье непрерывно длится,

   Ожиданье длится и растет.

И последняя минута грянет,

Полыхнет ее последний миг,

И земля смятенная восстанет,

Изменяя свой звериный лик.

9 июня 1954

«Могли прийти любовь и слава…»

Могли прийти любовь и слава,

Пришли неверие и мгла.

Быть может, я была неправой,

Себя напрасно берегла,

Напрасно всем чужим стихиям

Вставала я наперекор.

Но все ж глаза мои сухие

Встречали ужасы в упор,

Но все ж с опасностью любою

Единоборствовала я,

Я не склонялась пред тобою,

Судьба неверная моя.

Тебя сама я создавала,

Тобой я создана сама.

Тобой подарено немало:

И роскошь мысли, и тюрьма,

И это темное стремленье

К чужому сердцу в глубину,

И торжество, и упоенье,

И счастье в муке и в плену.

Была я правою, неправой —

Кто это скажет наперед?

Быть может, траурная слава

Над гробом знаменем взмахнет.

И не найдет себе замены

Тот, кто любил меня и ждал,

Кто из волнующего плена

Хотел бежать, но не бежал.

14 июня 1954

«Наверно, я сухая, скучная…»

Наверно, я сухая, скучная,