Избранное - [74]

— Уездный начальник мне нипочем! — крикнула она, подбежав к машине. — И японский начальник мне нипочем!.. Никого не боюсь! Пусть попробуют нас с сыночком обидеть… отнять у нас рис… или дом…

— Что это? Кто такая?! — В громком надтреснутом голосе уездного начальника звучало раздражение.

— Ничего, ваша милость!.. Никто, ваша милость!.. — Деревенские чины заикались от волнения.

— И как тебя с такой рожей мама на свет родила?! — расхохоталась Бонг прямо в лицо чиновнику. — Крутил, мудрил и весь наш рис прикарманил… Землю за гроши забираешь, жрешь и пьешь до отвала, во всем новом ходишь. А по какому праву? Почему мы с сыночком с голоду должны помирать? Землю всю продала вот — и поле и сад. И мундирчик шерстяной, муж в нем пахать ходил, снесла на продажу. И куски полотна — новые, только покрашенные, сыночку на одежду, — продала. Ты уж все к рукам прибрал, оставил бы старосте с помощником хоть малость… Навалились все на нас с сыночком — живьем гложете. Мать вашу… Зовите сюда хоть француза, хоть японца — плевать я на них хотела!..

— Эй, охрана!

Подошли двое солдат. Но не успели они и глазом моргнуть, как Бонг подскочила к чиновнику и офицеру и угрожающе замахала руками перед самым их носом.

— А-а! Пожаловали сюда, дружки, похлебать нашей с сыночком крови? Ну, уж теперь смерти лютой не побоюсь, не дам нас мучить, и все тут!..

В холодных глазах японца блеснула злоба. Он быстро окинул взглядом бледных растерянных крестьян, жавшихся по углам с коромыслами и корзинами, и своих солдат, соскакивающих на землю с винтовками наперевес.

Бонг дико завыла от боли — солдаты выворачивали ей руки. Изогнувшись всем телом, она старалась вырваться. Ребенок, которого она прижимала к боку, громко заплакал. Мгновение — и малыш упал на землю.

— О небо! — закричал первый солдат и отдернул руку, в которую Бонг впилась зубами.

— О небо! — завопил второй солдат, размахивая прокушенной до крови рукой…

Женщина яростно кусалась, царапалась, пинала и била куда попало перепуганных солдат. Один из них бросился бежать, закрывая лицо руками. Другой схватился за живот и, застонав, повалился на землю.

Бешено сверкая глазами, захлебываясь криком, Бонг металась по двору; вдруг она остановилась, подняв кверху руки. Обведя всех помутневшим взглядом, она, шатаясь, двинулась в конец двора. Она словно кого-то искала. Потом, смеясь, подхватила с земли ребенка, прижала его к груди и радостно затараторила:

— А, вот он, сыночек!.. Нашелся! Нашелся!..

Лохмотья и листья давно попадали на землю. Бонг подобрала обрывок ткани и укутала в него мальчика. Потом вскарабкалась на кули с рисом, сложенные под деревом у каменной плиты с древними иероглифами, уселась наверху и сердито закричала:

— Буду сидеть здесь, с места не сдвинусь!.. Укачаю сыночка, пускай поспит… Потом покормлю его… А-о-ой!..

Она улеглась на кули и дала ребенку грудь. Поглаживая мальчика по спине, она иногда принималась гладить и кули, тихонько затянув какую-то песню и раскачиваясь в такт напеву. Вдруг она вскочила, глаза ее снова забегали по сторонам.

— Пускай кто попробует взять отсюда наш рис!.. Сама буду его караулить. Чего придумали!.. Отбирать зерно… А нам с голоду прикажете подыхать?.. Хи-хи… Одна куча… две… три… четыре кучи риса… Да еще корзин сколько!.. И мой рис тоже… Не отдам, и весь разговор… День и ночь сидеть буду, а рис сберегу. Здесь и обед себе сварю, и сыночка покормлю. Смотрите все, как он заснет у меня…

Она опять поднесла малыша к набухшей груди. Ребенок запрокинул головку и спокойно глядел на мать. Лучи солнца яркими бликами падали на кули с рисом; навстречу свету, кружась в раскаленном воздухе, поднимались серые пылинки.

Послышались отрывистые слова команды. Звякнули примкнутые к стволам штыки; лязгнули, досылая патрон, затворы. Загремели тяжелые, подкованные ботинки. Люди, сидевшие на земле, вздрогнули и все, как один, повернулись к воротам. Несколько человек поднялись, в испуге заговорили о чем-то.

— Пусть сидят молча. — Офицер зло покосился на крестьян. — Если кто сдвинется с места, расстрелять всю деревню!

Вперед выступил другой японец, тоже во френче, с пистолетом, но без сабли, и пояснил во всеуслышание слова своего начальства:

— Молчать! Слышите, вы, голодные псы!.. Сидеть и молчать! Иначе — расстрел на месте.

Во главе пяти солдат, державших винтовки наперевес, он выскочил на середину двора. Еще десять солдат, громко цокая коваными башмаками, побежали вдоль ограды, окружая двор. Офицер повелительным жестом подозвал начальника уезда. Они вдвоем подошли к кулям, на которых сидела Бонг.

Взвизгнув, сверкнул на солнце клинок сабли. Перерубленная левая рука женщины вместе с половиной туловища ребенка покатилась на землю. Клинок очертил новую дугу — и брызнул перемешанный с кровью мозг. Туловище женщины рухнуло вниз, дернулось несколько раз и накрыло собой разрубленное тело ребенка.

Дрожащие от страха люди опускали головы, закрывали глаза, чтобы не видеть страшного зрелища. Перед входом в общинный дом у стола, заваленного бумагами, японец с пистолетом говорил переводчику:

— Спроси-ка у старосты, точно ли здесь четыреста центнеров рису? И прикажи солдатам и стражникам грузить его в машины… А здешний сброд пусть любуется этой падалью!.. Сидеть всем, не двигаться! И чтобы ни звука!.. Да, старосте и всей его команде нечего прохлаждаться, пускай тоже грузят рис! Таким, как они, только и пристало жрать дерьмо!..