Избранное: Динамика культуры - [181]

Развивая далее свою «трехколонную» аналитическую схему, он предложил добавить в нее еще две колонки, одну для «реконструированного прошлого», другую для «новых сил спонтанной реакции африканцев». Среди отдельных схем, помещенных в «Динамике культурного изменения», только та, что посвящена войне, содержит записи в этих колонках. Его комментарий относительно реконструкции прошлого таков, что хотя она и представляет интерес для сравнительных исследований войны, ее «ни в коей мере» нельзя использовать в антропологии.

Однако в этом случае его критицизм основан на доводах, отличных от тех, какими он пользовался в своих более ранних атаках на «предполагаемую историю». Его предупреждение о том, что устную традицию стоит учитывать не в качестве поставщика объективных данных, но как элемент современной социальной ситуации (наподобие мифа, даже если он и связан с историческими событиями), признано обоснованным теми антропологами, которые более всего интересуются историческими корнями изучаемых ими обществ. Несколько интересных исследований по традиционной «истории» с этой точки зрения было предпринято на материалах Центральной Африки{344}. Процесс, в ходе которого генеалогические данные намеренно искажаются, дабы подкрепить современную социальную структуру, также был исчерпывающе описан{345}.

Рассуждая над этой темой, Малиновский имел в виду исключительно те исторические данные, которые могут быть получены в полевых экспедициях в ходе расспросов туземцев об их воспоминаниях и их восприятии традиции сравнительно далекого прошлого. Некоторые американские антропологи заявляли о том, что их способ проверки информации позволяет им получать адекватную картину, исходя из данных такого рода. Очень многое зависит от самой рассматриваемой проблемы. Блестящая реконструкция политической структуры народа нгони до их завоевания Британией в 1898 г. была предпринята Барнсом, который применил технику структурного анализа к данным о возникновении деревенских сообществ и их взаимоотношениях, полученным от туземцев как более ранними исследователями этого региона, так и им самим{346}. Полагаясь на устную традицию только там, где она повествует о решающих событиях, а также толкуя ее в свете сравнительных знаний об африканских социальных структурах, он установил природу и отношения политических образований, помещенных британцами на низшую ступень новой иерархии и, таким образом, преобразованных в ходе процесса, к которому вряд ли применим термин «заимствование». Хотя ему и приходилось сталкиваться с взаимоисключающими интерпретациями отдельных событий, он не опирался на такие обобщения при анализе поведения, соответствующего различным позициям, в структуре, на которую в большей степени оказали влияние личностное отношение туземца, а также его склонность идеализировать или очернять прошлое.

Малиновский не обсуждал ценность тех исторических данных, которые он черпал из документов – из записей путешественников, миссионеров, должностных лиц и т. п. Когда эти материалы посвящены природе неевропейских обществ, они, конечно, не менее грешат ошибками, основанными на предубеждении, чем устные традиции самих этих обществ. Их преимущество состоит в том, что они современны; в них описывается, какими эти общества предстали перед глазами чужеземцев в то или иное время, а иногда они содержат свидетельства очевидцев об отдельных происшествиях. Для изучения намеренно привнесенных социальных изменений именно архивные данные органов власти, миссионерских обществ, а иногда и коммерческих организаций являются единственно достоверным источником информации об их целях и намерениях. Примерами исследований, в которых использован подобный материал, служат работы Ферта, посвященные народу маори, Кисинга – о меномини, Эванс-Причарда – о зануси и Шаперы – о тсвана{347}.

По мере того, как растет число антропологических исследований, и все больше и больше исследовательской работы проделано в разных уголках мира, имеющих свою долгую письменную историю, вопрос о релевантности истории принимает новую форму. Никакой историк еще не изучал всю существующую информацию о Китае, Турции, Испании, Норвегии или Лондоне, и изучение истории должно быть вторичным по отношению к главному делу антрополога. Вопрос заключается не в том, является ли история релевантной, а в том, какая история релевантна. Ответ будет не так уж далек от точки зрения Малиновского, который считал, что прошлое важно только потому, что оно живо в настоящем. Значимы лишь те зафиксированные события прошлого, которые явно имеют отношение к исследуемым феноменам. Сведения о ранних социальных формах могут быть использованы только в тех случаях, когда они необходимы для утверждения существующих норм или когда продиктованное ими поведение практикуется и по сей день. Существует еще и третье условие, которого Малиновский не предусматривал: исторические записи могут свидетельствовать о том, что традиция, которая живет в них, не соответствует историческим фактам.

В уже упомянутых исследованиях Колсон по мака{348} она обходится с традицией совершенно в духе Малиновского. Темой книги является отнюдь не процесс социальных изменений, но отношения мака с американцами, а также их усилия в пользу или против той тотальной ассимиляции, которая долгое время была целью Соединенных Штатов. «Успех» этой политики состоит в том, что теперь не практикуются никакие специфические индейские обряды; тем не менее воспоминания о них сохраняются как часть идеологии, в которой белые представляются грабителями по отношению к индейцам, а это является важным фактором сохранения у них сознания идентичности как народа.