Избранное - [117]

Наконец они возвратились в гостиницу. Она пошла к себе, а он остался гулять в тенистом парке. Голова горела, в груди пекло. Перед его взором стояло круглое личико, ясные глаза, опушенные длинными ресницами, вздернутый носик, ямочки на щеках и крошечная родинка у левого глаза. Но больше всего его волновало воспоминание о выражении ее темных глаз в тот момент, когда она, опустив голову, теребила край своей одежды и лукаво посматривала на него. В тот миг она показалась ему воплощением красоты. Он сознавал, что действительно любит эту девушку, что не может расстаться с ней. Он должен поведать ей о своих чувствах. Жушуй знал, что должен поступить так, и ничуть не стыдился своей любви. Он прекрасно понимал, что влюблен, но влюблен не так, как в свое время в японских девушек из ресторанов. Ему нравилось держать их в объятиях, целовать, забавляться с ними, как с игрушкой. Ее же он любил по-другому, он готов был прожить с ней всю жизнь, вместе с ней идти к новому, чтобы помогать друг другу, утешать друг друга; он смотрел на нее как на товарища, на спутника жизни.

Чувства Жушуя определялись все точнее, он знал, что любовь его чиста, даже возвышенна, гордился этой любовью. Он смело поднялся наверх и уже готов был пойти к девушке поговорить с ней. Но не успел он дойти до ее комнаты, как смелость вновь покинула его. Он постоял в нерешительности, затем собрал все свое мужество и тихонько дважды постучал в дверь, но тут же снова пожалел об этом.

Ему не ответили, в комнате не слышно было даже шороха. Жушуй подумал, что девушка не услышала его стука, и хотел было постучать еще раз, но сердце его бешено заколотилось, мужество окончательно покинуло его, и он вернулся в свою комнату. Однако мысли о Жолань не покидали его. Он хотел унять свое сердце, но там пылал огонь. Чувство любви росло, переполняло все его существо. Нет, он должен был во что бы то ни стало открыться ей. Он взял ручку и лист бумаги. Взволнованный, написал длинное письмо, но все оно состояло из наивных фраз вроде тех, что можно встретить в детских сказках: «На облаках взлететь в небо», «Прогуляться со звездами в голубом просторе». Там не было слов любви.

Жушую как будто понравилось письмо, но оно очень походило на рассказ писателя. И когда он вторично прочел письмо и сообразил, что не об этом хотел написать, он рассердился и изорвал его… О главном там не было ни слова.

3

Толстой в романе «Война и мир» пишет, что Пьер Безухов принял решение жениться на Элен, как только ощутил на балу запах ее тела. В пьесе «Победа мертвых» тоже говорится о том, что запах женского тела манит и услаждает. Подобные же мысли Жушуй встречал и в японской литературе по сексуальным вопросам. Теперь он испытал это на себе. Прошел день, Жушуй сидел один в своей комнате и читал. Он не мог избавиться от преследовавшего его запаха ее тела, напоминавшего аромат мускуса; строки расплывались перед глазами, он погрузился в приятные воспоминания. Счастливая мысль все время будоражила его — эти воспоминания в недалеком будущем могут стать действительностью, еще более сладостной.

В тот же день, когда они утром гуляли по лесу, между ними позже, перед самым ужином, произошел разговор.

В сумерках особенно легко дышится, воздух необычайно нежен.

День прошел, ночь еще не наступила. В такие минуты все полно таинственности, и человека обуревают возвышенные чувства. Молодые люди стояли у розового куста, наслаждаясь его пьянящим ароматом.

— Как загадочны и удивительны законы природы. Роза такая нежная, а вся усыпана шипами, — промолвила Жолань, указывая на распустившиеся темно-красные розы.

— Шипы, по-видимому, для самозащиты, чтобы люди не срывали эти прелестные цветы, — ответил Жушуй.

— Почему же тогда нет шипов у пиона? Тоже красивый цветок, — спросила Жолань.

Жушуй не знал, что ответить, и, поколебавшись, сказал:

— В этом разница между прелестным и красивым.

Но, сказав это, понял, что ответил не так. Жолань не собиралась возражать, и Жушуй попытался объяснить свои слова.

— Мне не нравятся розы. Они красивы, но что проку в них. Я собираюсь написать рассказ для детей «Роза и тутовое дерево» и развить там мысль о том, что роза не приносит никакой пользы, а тутовое дерево значительно полезнее.

— Не нужно так говорить. Зачем так узко толковать полезное? Впрочем, я тоже не люблю роз, они слишком изнеженны. Я предпочитаю хризантемы. Люди называют их «гордо расцветшим инеем». Хорошо сказано. А еще я люблю цветы сливы. Мой дедушка в стихах, воспевая сливу, писал:

Цветок весны,

Горда и одинока,

Только ты

Снега зимы презрела…

И дальше:

Морозец легкий не побил

Роскошного убранства твоего…

Эти слова как раз соответствуют моим мыслям.

— Но мне кажется, мисс Чжан не так холодна, как, скажем, хризантема, — вставил Жушуй, улыбаясь. — Вы, мисс Чжан, горячая девушка.

Жолань лишь улыбнулась в ответ, взглянув на него своими черными глазами. Свет этих глаз был для него как дыхание самой жизни. Собрав все свое мужество, Жушуй произнес:

— И я люблю цветы сливы. Сколько раз я собирался сорвать ветку и поставить у себя на столе, но всякий раз, когда я приходил за нею, на ветвях уже не было цветов: их срывали другие. — Сердце его учащенно билось, голос дрожал. Проговорив это, он в страхе опустил голову и долго не мог взглянуть на Жолань.