Избранное - [15]

Когда я приехала в Сайгон, то поначалу относилась к некоторым одноклассникам со страхом и неприязнью — это были дети из богатых семей, лентяи и драчуны. Ребята из бедных семей, напротив, вызывали у меня уважение — они с ранних лет привыкли трудиться и сами зарабатывали себе на жизнь. Они не гнушались никакой работы: нанимались в богатые дома прислугой, торговали водой, газетами, работали разносчиками. Я хотела бы найти себе место репетитора, но боялась, что эта работа не оставит мне времени для занятий в школе. Основную часть денег на питание и учебу мне по-прежнему давал дядя — брат матери, моя семья тоже посылала мне каждый месяц немного денег. И поэтому я не могла не испытывать уважения к тем, кто вынужден был сам зарабатывать себе на жизнь. Эти ребята были такие ловкие, такие умелые, мне трудно было с ними тягаться. Хоангу тоже приходилось работать, чтобы платить за учебу. Хонг Лан рассказывала мне, что он еще совсем ребенком ушел из дома и приехал в Сайгон. Перепробовал десятки профессий, многое узнал и многому научился. Я всегда прислушивалась к мнению Хоанга, главным образом потому, что понимала: ему живется труднее, чем мне.

Но сейчас, слушая его, я видела, насколько наши судьбы похожи. Моя мать вынуждена была каждый день ходить на рынок в Биенхоа продавать рыбу. И отец Хоанга работал в поле не покладая рук. А кончалась работа в поле, он в маленькой лодчонке — с собой лишь фонарь, разбитый прокопченный котелок да старая сеть — отправлялся один на рыбную ловлю.

Но была между мной и Хоангом разница. Я девчонка и сильнее привязана к семье. Если бы в тот раз дядя не поговорил с матерью и не помог мне, я, несомненно, осталась бы дома, бросила учебу и не поехала в Сайгон. Хоанг же — другое дело. После того как он сбежал из дома и приехал в Сайгон, кем он только не работал — чистильщиком обуви, продавцом газет. Через год Хоанг вернулся домой. Потом снова уехал в Сайгон, перепробовал еще десяток профессий и поступил в нашу школу.

Слушая рассказы Хоанга, я проникалась к нему все большей симпатией и уважением. Мы не первый год учились с ним в одном классе и прежде довольно часто встречались, обсуждали какие-то дела, вместе ходили в походы, но теперь, слушая его, я впервые почувствовала, как он близок мне.

Он рассказывал о своем трудном детстве, а я вспоминала свое. Вспоминала, как отец уходил на войну, а мать должна была ловить рыбу и продавать ее, чтобы прокормить семью. Сколько раз, когда ростовщик приходил к нам и требовал деньги, мать пряталась от него, однажды даже убежала к реке. Ростовщик, приближаясь к нашему дому, еще на улице начинал ругаться и всегда с руганью уходил от нас. Я вспомнила, как умер отец и мать, обрив голову, отправилась в храм просить Будду помочь ей прокормить детей. В то время в нашей деревне стояли солдаты и было много полицейских. Кое-кто из них пытался ухаживать за матерью, они подбрасывали записочки в наш сад, но, убедившись, что мама не обращает на них внимания, угрожали ей арестом. Недалеко от нашего дома была пагода Фатбонтай. Я часто ходила туда играть с ребятами и однажды увидела на стене картину, на которой было изображено, как злых людей после смерти тащат в ад, бросают в котел с кипящим маслом, хорошие же люди попадают в рай. Я подумала тогда: вырасту большая — пойду в монастырь.

Еще я вспомнила, как мы навещали мою сестренку в детской больнице в Говапе и всем детям в палате приносили конфеты. Дети очень привязались к нам и, когда мы собирались уходить, никак не хотели отпускать нас домой. Возвращаясь из больницы, я обычно была грустна, в то время как мои друзья веселились и шутили, как принято у детей.

Я почему-то вдруг снова вспомнила, как Хоанг передразнивал Хонг Лан, певшую тогда у нас в деревне. Эта песня до сих пор звучит у меня в ушах: «Словно мы покинуты судьбой…» Вспомнилась вдруг и та ночь, когда супружеская пара с маленьким ребенком искала укрытие от дождя, а их грубо прогнали. Мы с дядей лежали на скамейке перед ярко освещенным особняком, и мне казалось тогда, что мы одинокие, всеми отвергнутые, никому не нужные сироты.

Эти картины обычно вспоминались мне, когда я оставалась в комнате одна, и мне становилось очень грустно. Но теперь, когда передо мной сидел Хоанг, рассказывал мне о своей жизни, воспоминания больше не вызывали грусти. И почему, в самом деле, я должна чувствовать себя несчастной, одинокой, всеми покинутой?

4

Я, в свою очередь, рассказала Хоангу о себе, рассказала не только о том, что узнали мои друзья во время поездки в Биенхоа, но и о родителях, о братьях и сестрах, о других наших родственниках. Вспомнила я и совсем недавние события, — как в пятьдесят шестом году — я училась тогда в пятом классе в Биенхоа — был низложен Баодай[17]. Ученики нашего класса в этот день должны были идти на демонстрацию с портретами Нго Динь Зьема и Баодая. Портреты Нго Динь Зьема были только что нарисованы, а портреты Баодая нас заставили перечеркнуть краской или кирпичом. Но мы не хотели нести ни те, ни другие. Помню, я прибежала домой и попросила своего брата Хая дать мне портрет дядюшки Хо. Он ответил, что портрета Хо Ши Мина у него нет, но дал мне старую купюру — пять донгов — и предложил нарисовать портрет Хо Ши Мина с нее. Мы так и сделали — нарисовали пять больших портретов и вышли о ними на демонстрацию. Но когда мы появились на улице, то увидели, что многие несут портреты дядюшки Хо, В толпе кричали: «Долой Баодая!», «Поддержку Нго Динь Зьему!», но большинство участников демонстрации, и мы в том числе, кричали: «Поддержку Хо Ши Мину!» Многих участников демонстрации арестовали, но потом всех выпустили.