Избранница - [4]

И ведь приволок, точнее на грузовике привез. Только звонить не получилось, так и стоит он до сих пор, стопудовый, около школьных дверей. И теперь у Юлии Петровны забота как бы убрать его отсюда, чтоб не смущал учащихся буквами на себе "ВО СЛАВУ БОЖИЮ" (колокол-то старый, настоящий). Да вот никак не удается дозвониться до самого удачливого выпускничка, до бандита солнцевского.

– А может, убили его уже? Может, он уже все в жизни совершил, когда колокол привез? – смеясь говорил мамин приятель.

Юлия Петровна резко пресекла его смех. Она вообще редко смеялась, она смеялась только, когда смотрела старое кино "Веселые ребята".

Все это вихрем сейчас промчалось вдруг в Зоиной голове, и недоумением глядело на бабушку из ее глазенок, которые, оказывается, как только что сказала бабушка, надо открывать.

– Бабушка, а от Боженьки можно защититься?

"Боженька" – мамино выражение, только прозвучало это вопросительно, а не злобно-иронично, как у мамы.

– Нельзя, Заинька, – ответила бабушка, улыбаясь, – да и не нужно. Не защита от Бога нужна, а у Него просить защиту, – бабушка присела на корточки, будто шарф ей поправляя. – Вот ты думаешь, почему тебя вдруг мама мне отдала?

– А ей рисовать надо и гости у нее.

– Точно. Только и гостей и рисование ее Господь ей устроил, чтоб ты у меня оказалась.

– А... ты откуда это знаешь?

– А я попросила Его об этом.

– А... разве это можно?

– Можно. Это молитвой называется.

– А... ты не обманываешь?

– Нет, Заинька, – бабушка глядела на Зою, как на взрослую, а все дети это всегда чувствуют. – Когда о Боге говоришь – врать нельзя ни полслова. Да и вообще врать нельзя.

– А ты никогда не врала?

– Да как же, – бабушка тяжко вздохнула, – было, и не раз. Но, чтоб про Бога соврать, это жуткий грех, это никак нельзя.

– А Он правда есть? Правда живой?

– Он всегда живой, Заинька, и знаешь зачем Он мне тебя дал? А чтобы окрестила я тебя.

– Ой, бабушка! – Зоя даже слегка отпрянула, сейчас в ее ушах очень отчетливо прозвучало мамино "убью" в адрес бабушки. И именно за это, за это слово, которое произнесла сейчас бабушка.

– Ну что "ой", – возвысила та голос. – Ну, погоняется за мной с хлыстом, с топором за мной уже гонялись, а большего Господь не допустит. А вот коли не окрещу я тебя сегодня, ты ж мне до утра всего отпущена, вот тут-то уж не отбоярюсь, вот тут-то Господь и взыщет: дочь свою среди нехристей оставила, да еще и внучку, – бабушка не на шутку готова была заплакать. Зоя почувствовала, что у бабушки вообще ничего не бывает, что – "на шутку".

– Уж ты пожалей меня, старую, мне ж и вправду умирать скоро, чего я тогда Господу отвечу? А как не отвечать, милая, только тогда и отвечать. Душенька-то наша бессмертная, с нее и будет спрос, да какой! Это здесь нам милость, а там – ответ! За все ответ. За каждую малую малость, в чем не покаялись, потому как отпущено Им время, а уж, коли внучку окрестить не смогла!.. Вот тут-то и будет "ой".

Зоя совершенно потерялась под тяжелым взглядом бабушки, для взрослого предназначнного.

– Бабушка, а Он что, такой злой?

– Нет, Заинька, Он долготерпелив и многомилостив.

Зое очень понравились два эти слова, которых она раньше никогда не слышала. Две приставки, "долго" и "много", придавали им совершенно необыкновенный оттенок, нечто таинственное и могущественное излучалось от их звучания.

– Но тогда почему же?! – воскликнула Зоя.

– А потому! – перебила бабушка. – Всему предел есть. И Его терпению тоже. И предел этот – наша с тобой жизнь. А жизнь нам, Заинька, не для того дана, чтобы есть мороженое, да малевать бесов, а чтоб через крещение в мир Божий войти, вот в этот, где мы живем, а потом в Царство Его Небесное.

– А... а без крещения никак?

– Никак! – почти закричала бабушка, даже прохожие на них заоборачивались. – Без крещения ты вне Бога. Пока младенчик ты, пока не соображаешь – и спроса с тебя нет. А тебе уже семь лет минуло, взрослая уже! Не отбояришься!

"Да я же ма-а-аленькая", – заныло тут в Зоиной душе.

– И ты уже не маленькая! – продолжала бабушка, будто угадав Зоины мысли. – С тебя уже спрашивать надо, а я спрашивать не буду. Без крещения, без креста на груди – смерть человеку! – лицо бабушки стало совсем уже страшным. – Крест – хранитель всей Вселенной, и кто его не носит, те вне его охранения. И... и как Владимир наш святой, Красное Солнышко, загнал киевлян в Днепр, так и я тебя в купель загоню, силой затолкаю! – и тут бабушка обхватила Зою, прижала ее к себе и расплакалась.

Зоя же совсем потерялась, – она почти ничего не поняла, что ей выкрикнула бабушка, а тем более про киевлян, про Днепр, но ей стало очень страшно от ее слов, особенно про смерть.

– Бабушка, – прошептала ей на ухо Зоя, – успокойся. Окрестимся. Только... давай маме не скажем.

– Давай, – бабушка, вздыхая, поднялась. – А там, как Бог даст, там посмотрим, там и хлыста получить в радость будет, – они снова шли медленным шагом. – И больше ты уж не дерись, Заинька. И Севкой больше того мальчика не называй, он – Севастьян. У тебя ж и именины с ним в один день, и не когда-нибудь, а завтра. Это ж почти самый главный день в году – именины. Вот и окрестишься сейчас, и Зоя-мученица у тебя отныне покровительница твоя небесная, пред Христом-Богом за тебя предстательница. Замечательные это святые – Севастьян и Зоя...