Избранница - [39]

– Зойк, где здесь эта статуэтка стояла, которую ты низринула?

– Здесь, Юль Петровна.

– Давай, батюшка, на это место пока Распятие поставим.

– Ладно, Юлечка, давай.

Потом был молебен. Юлия Петровна впервые слышала, как поют молитвы: пели какие-то два бородача. Юлия Петровна глядела теперь на потолок, откуда смотрело Всевидящее Око и, как ей показалось, Голубь, находящийся между Богом-Отцом и Богом-Сыном, шевельнул крыльями, у Него ожили глаза и Он пристально смотрит на Юлию Петровну.

После молебна отец Илья с помощью Ильи из Альфы встал на большую тумбу рядом с Распятием. Всем было видно, что он волнуется так, как не волновался ни разу в жизни. А так и было. Лицо его покрывали капли пота, глаза были влажны.

– Братья и сестры! Сегодня знаменательнейший для нас день, которым одарил нас Господь! Сегодня нам явлено чудо! Из мерзости запустения, на месте блудилища встал храм Божий. И для нас, как для Савла, убийцы и гонителя христиан, прогремел гром небесный, и Савл поверил голосу из грома и из гонителя превратился в Его верного слугу и стал Апостолом Павлом. В жизни каждого из нас гремит такой гром, но мы – не слышим. В жизни каждого из нас встает на нашем пути Сам Спаситель, Иисус Христос.

Он взывает к нам: "Придите ко Мне, все труждающиеся и обрмененные, Я упокою вас". А мы, суетно труждающиеся и грехами обремененные, мы – мимо идем. Идем к вечной смерти. Убийца Савл был мертв для Царства небесного. Но вот – гром с небес – и воскрес Савл Павлом. Ах, как ждали иудеи в городе Дамаске подкрепления в лице убийцы Савла, руки потирали, вот ужо придет... Пришел – и стал проповедовать воскресшего Христа. Отчаяние и злоба иудеев не имели границ. Но вся злоба мира бессильна против слова Божия, которое во все концы вселенной разнес Апостол Павел. "Не молчите, проповедуйте!", "Кто Меня постесняется, того Я постесняюсь во Царствии Своем!" – нам все это сказано. Нам не надо нести слово Божие во все уголки вселенной. Тем, кто рядом с нами нужна проповедь, им нужно нести слово Божие. Если ты вчера был лютый безбожник, а сегодня услышал и внял голосу с Небес, то с высоты перерождения своего не кичись, помни себя недавнего, помни все, что натворил ты, пока безбожничал!.. Помни, Кому обязан ты, Кто прогремел тебе громом прозрения, не забывай, сколько раз гремел Он тебе до этого, а ты мимо шел. Не последовало тебе заслуженного наказания, когда после первого грома ты не услышал Его, когда после первого явления Спасителя ты мимо прошел. Милость продолжала изливаться на тебя, ждал Господь терпеливо... Видели вы сейчас ужас тьмы в глазах обступивших храм, которые целиком в руках князя тьмы. А ведь это наши дети! Так вырвем же их из когтистых лап молитвой и словом обращенным. Нашими руками действует в мире Господь Бог. Так приложим их туда, куда Он направляет. Не задавать Ему вопросов, почему все происходит так, а не эдак, дескать, "Куда же Ты, Господи, смотришь?", "Да вот так надо бы..." Вот как мы обращаемся к Богу! В советчики лезем, окаянные!.. Ропщем, чуть что не по-нашему... Дорогие братья и сестры, простите меня за сбивчивое слово. Волнуюсь я, себя вижу во всем своем окаянстве... Не прикасайтесь мыслью даже к тому, что будто что-то не так в мирозданьи Божием. Если не раскаемся в таких мыслях – не простится нам, ибо это уже хула на Духа Святого Животворящего. Как роптал я, что никак не получалось изжить из этого храма подручных лукавого! Столько порогов обивал, молился вроде... то-то и оно, что вроде! Не молитва это была, а бормотливый ропот: ну как же, Господи, ну когда же?.. А Господь уже в руках держал этот день – когда. Сегодня! В один день, в один час, руками человеческими, под покровом Его – встал Божий храм, и коли угодно будет Ему, простоит до скончания веков. Аминь...

Никому не хотелось расходиться. Юлия Петровна подошла к отцу Илье:

– Слушай, а бойко ты, оказывается, говоришь, все-таки чему-то вас в семинарии учат! – она вдруг улыбнулась и приникла к его уху, – А это ты про чьи руки говорил?

– Да про твои, про чьи ж! Вслух при всех не стал, чтоб крылышки не выросли, чтоб не подрезать потом. А вообще-то, – батюшка в ответ улыбнулся, – я тут еще доску мемориальную прибью, мол, рачением рабы Божией Иулии.

– Я тебе прибью! – вскинулся ворошиловский стрелок. – Я тебя самого тогда к ней прибью!

И через паузу вместе засмеялись.

– Слушай, а я, пожалуй, пойду сейчас, переоденусь, да и назад сюда, посторожу. Ночью, все одно спать не буду, уж больно много всего на один день.

– Это точно, много. А может, наоборот, поспишь, действительно ведь день за год получился.

– Нет, знаю, что не засну. Уж больно такое навалилось, не заснешь. У Распятия нашего Серебрянского посижу. А вообще... возьмешь сторожем? Самое мое место.

– Э, нет, не пойдет. Дезертировать с трудового фронта не позволю. Мы с тобой Закон Божий будем проповедовать.

– Да иди ты!..

– Слушай, Юлечка, я тебе на будущее скажу, если когда захочешь меня как-нибудь обозвать, ты говори: окромя сана. Потому как меня обижать можно и нужно, а сан мой – нет, никак мое рукоположение от самих апостолов идет.