Избранница - [31]
– А разве сейчас пираты бывают? – удивился бывший "киллер" Илюша.
– Сейчас их в сто раз больше, чем во времена адмирала Нельсона. Был такой англичанин. А мы во Вьетнам шли... есть страна такая далеко, там где жарко. До того как их захватили, датчане успели просигналить... Ну, мы с другом моим на спецкатере – туда.
– Вдвоем? – спросила мама.
– А больше не надо. Ну, катер хоть и спец, но – торпедировали они нас. Друга ранило. Ну, в общем, плывем мы, я на воде, а он на мне...
Зоина мама не отрываясь смотрела на Илью из Альфы: он явно видел сейчас все, что с ним тогда случилось, и, видимо, каждый раз, когда рассказывает об этом, видит. Видит, как вытаскивают их пираты из воды, смеются, злорадствуют, обломки спецкатера себе на борт перетаскивают, узнают, что русских взяли, не представляя, кого они взяли, и начинают представлять, когда через некоторое время от их пиратской команды треть останется... Ствол гранатомета был направлен ему в живот, а палец пирата лежал на спусковом крючке. До пирата метров восемь. Не успеть и не увернуться. Остается только: попробовать успеть. И вылетает изо рта вместе с боевым кличем:
– Господи, помоги!
Осечка у гранатомета. Второй раз нажать на крючок пират не успел... Потом из этого гранатомета сам стрелял. Естественно, что никаких осечек. Не бывает у гранатомета "Снарк" осечек.
– Это Илья Муромец перед гранатометом щит поставил, – сказала Зоя.
Илья из Альфы потер переносицу и сказал: "М-да."
...Потом был прием в датском посольстве, сама принцесса присутствовала. На том судне жених ее был. Аж прыгала принцесса от радости и сказала, целуя Илью из Альфы:
– Это вас Бог послал.
И последовал ответ Ильи из Альфы:
– Не Бог, а командование. Богу нынче не до нас.
– Зачем же ты так сказал? – спросила Зоя, не с укоризной спросила, а с жалостью. И такая била жалость из ее глаз, что никак от нее не увернуться, хотя умел Илья из Альфы сразу от десяти ног атакующих уворачиваться.
– Сказать, что спьяну – вроде правда, да не вся, сказать, что сдуру – совсем неправда, вроде, не дурак.
– Дурак получаешься.
– Зоя, что за разговор! – вскинулась мама.
– Оставь, – сказал Илья из Альфы, – она права. Да хуже! Не дурак, а сволочь! Он меня от смерти спас, а я на Него поклеп, вместо благодарности.
– Вот теперь – не дурак, – Зоя улыбнулась.
– Зоя!
– Ну что, мама?
– Перестань, Саш. Мне б такую дочь.
– А у тебя есть дети?
– Нет.
– Ты сказал "спьяну", ты что ж, пьешь? Разве на твоей работе можно пить?
– Иногда – нужно. У нас даже курс питья проходят. Сейчас от меня половина осталась.
– А когда целым был? – усмехаясь спросила мама.
– Ну, после четырех литров вполне приемлемо.
– Чего четырех литров?
– Водки, чего ж еще? Следующие два литра маложелательны, вялым становлюсь, ну а следующие два – опасны, буянить могу начать. В эту норму и влез я на том приеме. Расшалились тогда. Друг мой на спор с каким-то атташе железную миску из-под жюльена разорвал. Ну, принцесса в обморок. Только в себя пришла, а я уже раззадоренный был, в общем, сковородку разорвал. Она опять в обморок.
– Как сковородку разорвал? – в глазах мамы стоял ужас.
– Руками, – вздохнул Илья из Альфы.
Он сходил на кухню и пришел обратно в комнату со сковородкой:
– Я тебе завтра две принесу.
Илья из Альфы напрягся и разорвал сковородку, как картонный лист.
Зоина мама и Илюша вскрикнули в один голос. Зоя не издала ни звука, а когда мама и Илюша пришли в себя, сказала:
– Илья из Альфы, не рви больше сковородки.
– Да это так, баловство. Сам не знаю, чего это вдруг...
– Это баловство с бесом. Я видела твое лицо. Это было не твое лицо.
– Так всегда, когда напрягаешься, лицо меняется.
– Не Божья сила дает тебе возможность рвать сковородки.
Илья из Альфы почесал нос и сказал:
– М-да... А как узнать, когда в тебе Божья сила?
– Когда ты на пирата с гранатометом прыгал, Бог тебе силы на прыжок дал, ты людей спасал. И этому... "Снарку" осечку устроил. А спьяну на потеху себе сковородку разорвать – это от беса подарок. А если б принцесса в обмороке умерла?
– Не-ет, – Илья из Альфы неожиданно улыбнулся, – от такого обморока не умирают. Когда очнулась, уж так веселилась, смеялась, все просила еще что-нибудь разорвать. Вот с матушкой ее хуже было. Она все наблюдала, как мы пьем, ну и когда я седьмой литр докончил и к восьмому перешел, ей плохо стало по-настоящему. Да я еще, вот уж, действительно, дурак, рюмки под рукой не было – я весь датский "Абсолют", что в ней был, через горлышко и опрокинул. В пять секунд ушла. Да и друг мой (рядом с ней стоял) "Памир" достал, закурил, затянулся.
– Я знаю "Памир", – сказала Зоина мама.
– А матушка принцессина не знала. Дым от "Памира" противопоказан королевским домам Европы. Ну и вижу, друг мой в самом деле думает, оглядывается, чего бы еще учудить. А там командир наш инкогнито присутствовал. Ну, он нам всякие рожи корчит, кулаком потихоньку грозит, мол, кончайте хулиганить. А друг мой тут и выдает: "А тигра, – спрашивает, – у вас живого нет?" И при этом очередная бутыль шведского "Абсолюта" через горлышко в него за пять секунд выливается. А матушка принцессы как раз в себя пришла, и, это увидав и услыхав, обратно туда же. Ну а командир наш едва дышит от ярости. А посол и говорит: "Найдем тигра!" Он думал, что сейчас представление, поединок будет, как на гладиаторском ристалище. Ну, им-то невдомек, что зрелища никакого никто б не успел заметить. Тигра бы дружок мой в те же пять секунд прикончил бы, как бутылку "Абсолюта". Насчет тигров в Альфе подготовишки упражняются. Я-то уже знаю, к чему идет дело, ну и командир наш тоже. Тут друг мой выдает окончательное – пусть тигра раздразнят до последней степени и, когда он такой на него прыгнет, то он, друг мой, пока тигр в полете будет, с него шкуру снимет с живого, и приземлится после полета обесшкуреное мясо, а в руках у друга моего шкура останется, которую он принцессе поднесет. И просит для сего действа ножичек. Маленький, но острый. Для первоначального надреза – так и сказал. Чувствую, что командир наш сейчас в нас ампулой пульнет усыпляющей, по каждому, имелись у нас такие. Ну, я ему тоже глазами сигналю, куда ж, мол, теперь на попятную, слово сказано, а иначе – позор команде нашей, на всех нас несмываемое пятно. Ну, тот рукой махнул, плюнул. Только, сигналит, ты делай, а то друг твой перекосоватил, как бы осечки не случилось. Ну, тут я выступаю и спрашиваю: а второго тигра у вас нет? Оказалось, нет, один только. Тогда я и говорю, что как старший по званию, вот этого тигра, который в наличии, я хочу оприходовать. Ну и оприходовал.
Жанр святочных рассказов был популярен в разных странах и во все времена. В России, например, даже в советские годы, во время гонений на Церковь, этот жанр продолжал жить. Трансформировавшись в «новогоднюю сказку», перейдя из книги в кино, он сохранял свою притягательность для взрослых и детей. В сборнике вы найдёте самые разные святочные рассказы — старинные и современные, созданные как российскими, так и зарубежными авторами… Но все их объединяет вера в то, что Христос рождающийся приносит в мир Свет, радость, чудо…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.