Избранница - [28]

– Ну, наконец-то! Здравствуй, Эрастыч! Это Юлия Петровна. Какая?? А у тебя их что, много? Да-да, это я. Чего звоню? А я тут храм открываю. Вместо казино. Да, ты знаешь, у нашей школы.

В трубке надолго замолчали, Юлия Петровна даже в трубку дула. Видимо, Эрастыч в себя приходил, ну и, естественно, решил, что или его дурят зачем-то или издеваются.

– Да не издеваюсь я! Слушай по делу, у вас там случайно машина в Москву не идет? Прямо сейчас?! Отлично. Прямо сейчас и грузи в нее Распятие твое и сам с ним приезжай. Как зачем? Совсем ты на старость лет из ума выжил! В храм наш Распятие нужно! В общем так, через три часа чтоб машина с Распятием и с тобой была у казино. Тьфу, у храма. Если не будет, через шесть часов я – в Серебрянке. Тебя пристрелю, а Распятие сама привезу. Ты меня знаешь. Сейчас я батюшке трубку дам, он тут рядом, он настоятелем этого храма будет.

– Мир вам и Божие благословение, – сказал в трубку батюшка. – Да-да, именно Юлия Петровна, да-да, учительница начальных классов 300-ой школы, да-да, вот передо мной сидит... Ну вам повезло, меня она на штык хотела поднять всего лишь неделю назад... Нет-нет, вы не спите, это не галлюцинация и я не телефонный аферист. Мой телефон запишите, – батюшка продиктовал. – Да-да...

– Да скажи ему, что Распятие он прячет в двойной стене за сейфом в своей столярке, кон-спи-ра-тор...

Отец Илья повторил в трубку, где спрятано Распятие.

– Да-да, вполне понимаю. Ну, если приедете, то и увидите...

– Что значит "если"?! Через три часа у казино! Тьфу, у храма!

– Слышали? ... Да в общем-то, наши такие удивления от неверия. Вы знаете... да вот она сидит, слушает... Я? Я не просто удивился. К тому же... у Юлии Петровны сейчас в руках винтовка... нет, под дулом она меня не держит... она меня сейчас от уныния лечила. Да, невозможное людям возможно Богу... Да-да, все при ней говорю. До встречи... коли живы будем, – батюшка метнул взгляд на винтовку. – Распятие особое? Замечательно. Ну что ж, грузите, и Ангела-хранителя в дорогу вам.

Батюшка положил трубку и застыл, в раздумьи глядя вниз перед собой.

"Да, дивны дела Твои, Господи. Вижу чудо предо мной, Тобой явленное. Вижу и страшусь... Укрепи на дела, Господи, и изыми страх".

– Ты чего там все шепчешь?

Поднял глаза отец Илья:

– Юлечка Петровночка, ну неужто это и впрямь вы?

– Сама не знаю. Главное, начать. И мы уже начали – так говорил мой великий учитель. Правда, говорил по другому поводу.

Последнюю фразу Юлия Петровна произнесла тихим бурканьем. Повод того говорения был, действительно, другой: великий учитель собрал тогда вокруг себя ядро малолеток, самых рьяных из всех рьяных, для наставления вхождения в линию жизни. Именно так и говорил. Для них он был выше родителей – родители их считали почему-то детьми и по-наглому, не сообразуясь со временем, вели с ними, как с детьми: нудили, учили и даже пороли. Великий учитель внушал, что они – взрослые. Говорил с ними по-взрослому и ставил взрослые задачи. "Вы, вставшие на новую линию жизни, умнее своих родителей". Он не нудил, не учил, он предлагал – соучастие в великом деле перетормашивания Святой Руси. Последнее словосочетание на их памяти он произнес всего один раз и после этого произнесения неделю занятий не было – великий учитель болел, пил, переживал. О, как за это возненавидели юные соучастники столь страшное для их учителя словосочетание!

– Идет война!

Самые рьяные соучастники млели и внимали.

– За ваши души! Главное начать. И мы уже начали.

За окном серебрилась чистая еще Серебрянка, еще сопротивлялся Нарышкинский сад, замолкший колокол еще не получил прощального пинка от рьяной Юлечки и выбитыми на себе словами "ВО СЛАВУ БОЖИЮ" жить не давал великому учителю. И он предлагал соучастникам все это добить как гидру, вставшую на пути генеральной линии жизни. Великий учитель говорил, что самое главное его деяние на этой линии это то, что он десять лет назад отрубил голову попу-монаху Ивану Серебрянскому. И предлагал соучастникам дорубить оставшиеся.

– Главное начать. И мы уже начали!

Соучастники млели и внимали и готовы были хоть сейчас хвататься за топоры – где там еще не отрубленные головы?!

– А почему? – взывал великий учитель. – Вот, представьте, село. Хоть та же Серебрянка. Молодой поп крестит ребенка, ребенок растет, поп его исповедует, причащает (ох, как тяжело великому учителю произносить эти слова), знает все его сокровенные замыслы, пресекает любой бунт, потом венчает, потом крестит его сына, и все вот эдак в течение 50 лет – и с ним, и с сыном его, и с внуком, и со всеми остальными сельчанами. Все про всех он знает, все его спрашивают, как жить, что делать. Он ср-а-щен с народом!.. – ох, как это прозвучало – сращен! – Это же кошмар! Он для села больше, чем Царь. Царь не властвует душами, а поп – властвует!..

– Долой самодержавие! – вскричала тут рьяная Юлечка...

– Юлия Петровна, ау, что с вами?

– Что? – тряхнула головой Юлия Петровна. – Время, говорю, теряем. Встали, пошли.

– Одну минуточку, Юлия Петровна. Уж коли такое дело начинаем, э-э...

– Да что ты экаешь, ты говори.

– Вот уж ни в каком сне не мог предполагать, что буду вам предлагать...