Избранная проза - [64]
Когда калитка, словно движимая невидимой рукой, медленно, с тягучим, жутким скрежетом захлопывается за моей спиной, я пускаюсь бегом. Какое мне дело до этой старухи?
Я приехал сюда ради деда.
А его все нет и нет. Но, судя по всему, он в комнату заходил. Книги со стола убраны. И лежат стопками на полу. Там же стоят горшки с цветами. Часы мерно тикают. Не представляю себе, чтобы это обстоятельство ускользнуло от внимания деда. Значит, он наверняка знает, что здесь кто-то был. Может быть, он где-нибудь поблизости.
Я выхожу из дома через заднюю дверь, то есть прямо в сад. Тут все ухожено. Цветы цветут, грядки политы. Над одной из них возвышается аккуратная решетка для вьющихся бобов. Хотя сами растеньица едва вылезли из земли. В этом весь дедушка. Отец говорит: «Он до того педант, что мне даже вспомнить тошно».
Словом «педант» отец обозначает простую предусмотрительность. И мать знает, что говорит, когда отвечает ему: «Он все делает вовремя. И сразу так, чтобы потом не пришлось переделывать. На это у него больше нет времени».
И мне это понятно. Но с бобами он и вправду перестарался. Они не успеют доползти даже до середины решетки.
Сад занимает чуть ли не весь южный склон холма. В нижней его части, там, где он упирается в забор, увитый плющом, есть небольшой лаз. Мне его мать показала. В детстве она часто приезжала сюда на каникулы. И деревенские до сих пор зовут ее по имени. То есть звали.
Я стою на дороге и не верю своим ушам: музыка! Причем не хоровое пение, не плавно переходящие друг в друга небесные звуки. Это жесткий, глухо грохочущий, будоражащий кровь рок. Моя музыка!
Сначала я должен еще уяснить, что она действительно существует. А не гремит исключительно в моей голове. Источник звуков, должно быть, где-то поблизости.
Холм круто спускается к деревенской площади. Снизу его подпирает стена, сложенная из огромных камней. В середине ее красуется дубовая дверь. Кованые детали выкрашены в черный цвет. Лакированная древесина сверкает яркой желтизной.
Я прижимаюсь ухом к толстым доскам двери. Она слегка подрагивает в ритме музыки. Уму непостижимо. Есть тут кто-нибудь? Или попросту забыли выключить аппаратуру? Воображение разыгрывается, и я уже представляю себе, что было бы, если бы молодежь этой деревни, уйдя из нее, оставила здесь на память о себе эту музыку. У меня само собой вырывается Диксино выражение: «С ума сойти!»
Вдруг дверь распахивается. В тени подвального свода стоит девушка.
— Эй, — говорит она. Звучит это весьма разочарованно.
— Эй, — говорю я. Или что-то говорит изнутри меня.
— Ну, заходи, коли есть охота.
А я не знаю, есть у меня охота или нет. Плененный музыкой, я стою как пень, а потом послушно следую за девушкой в глубь горы. Слева, сразу за дверью, куда еще падает свет, на стене написано мелом: «Бываю здесь ежедневно 17—19 час. В субботу 12—19 ч. Магда». Мы движемся в полной темноте, пока из сводчатого коридора не попадаем в просторный зал. Он заполнен этой музыкой до краев. И освещен мечущимися, крутящимися лучами, вспыхивающими то красным, то зеленым, то голубым. Я стою ослепленный и оглушенный. И долго ли стою, не знаю. Только когда музыку приглушают и лучи начинают медленно ползать по кругу, подобно огням маяка, я вновь замечаю ту девушку, что пригласила меня войти. Она колдует возле какой-то приборной доски или щита управления. А может, и пульта дискотеки.
— Слышно снаружи? — спрашивает девушка.
— Что — слышно? — отвечаю я вопросом на вопрос.
— Ну все. Рок. Бит. Вообще — музыку.
— Ясное дело, — говорю я. — Я же услышал.
Она опять включает звук на полную громкость, дергающиеся пятна света опять начинают метаться по стенам. Она продолжает говорить, но слов уже не разобрать. Я ощупью пячусь назад, упираюсь пятками во что-то твердое и на что-то сажусь. Мало-помалу глаза привыкают к полутьме, прорезаемой яркими вспышками света. Размерами помещение походит на обычный танцзал. Только потолок у него скрывается где-то в вышине, его не видно, но чувствуется по звуку, что он высокий. Каменные стены обклеены плакатами. Перед возвышением полукруглая площадка, выложенная каменными плитами. Все остальное пространство уставлено бочками. Обычными пивными бочками. По шесть маленьких вокруг одной большой. А всего, наверно, не меньше сотни.
— Сто двадцать, — говорит девушка во время очередной паузы.
— Не понял?
— Ты ведь сейчас прикидывал, сколько мест. Я и говорю — сто двадцать. Но их никогда не хватало. Ни разу такого не было, чтобы все сидели. Парням всегда приходилось стоять.
— Каким парням?
— Большей частью чужим. Нашим хватало дел здесь, наверху. Или за стойкой. Или на кухне. Так что кайф ловили в основном пришлые. Из окрестных деревень. Иногда мы вообще не вывешивали афиш. Так за три дня все равно вся округа знала, когда у нас будет дискотека. А когда стало известно, что деревню снесут, нам пришлось перед дверью устроить пропускной пост. И все равно не обошлось без драк. Заводились в основном эти, из карьера. Ну и типчики, скажу я тебе. Но и других хватало!
Вновь нарастает музыка, вновь по стенам мечутся молнии. Я закрываю глаза, рад бы уже и уши заткнуть. Чересчур много всего сразу. Я еще никогда не попадал в такую историю. Через некоторое время звук опять затихает.
Сборник представляет советскому читателю рассказы одного из ведущих писателей ГДР Иоахима Новотного. С глубокой сердечностью и мягким юмором автор описывает простых людей, их обычаи и веками формировавшийся жизненный уклад, талантливо раскрывая в то же время, как в жизнь народа входит новое, социалистическое мировоззрение, новые традиции социалистического общества.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
Действие романа происходит в Чехословакии после второй мировой войны. Герой его — простой деревенский паренек Франтишек, принятый в гимназию благодаря исключительным способностям, — становится инженером и теплому местечку в Праге предпочитает работу на новом химическом комбинате далеко от столицы. Герою Мисаржа не безразлична судьба своей страны, он принимает близко к сердцу ее трудности, ее достижения и победы.
Добрый всем день, меня зовут Джон. Просто Джон, в новом мире необходимость в фамилиях пропала, да и если вы встретите кого-то с таким же именем, как у вас, и вам это не понравится, то никто не запрещает его убить. Тут меня даже прозвали самим Дракулой, что забавно, если учесть один старый фильм и фамилию нашего новоиспеченного Бога. Но речь не об этом. Сегодня я хотел бы поделиться с вами своими сочными, полными красок приключениями в этом прекрасном новом мире. Ну, не то, чтобы прекрасном, но скоро вы и сами обо всем узнаете.Работа первая *_*, если заметите какие либо ошибки, то буду рад, если вы о них отпишитесь.
В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.
Роман «Облава на волков» современного болгарского писателя Ивайло Петрова (р. 1923) посвящен в основном пятидесятым годам — драматическому периоду кооперирования сельского хозяйства в Болгарии; композиционно он построен как цепь «романов в романе», в центре каждого из которых — свой незаурядный герой, наделенный яркой социальной и человеческой характеристикой.