Избранная проза - [63]

Шрифт
Интервал

Старая женщина стоит на коленях в песчаной борозде. Руки ее ощупывают почву, переворачивают кусочки корней, откладывают в сторону камешки, осторожно приминают влажную землю. Производя все эти явно бессмысленные действия, она сама с собой говорит. Точнее, бормочет какие-то заклинания. А может, просто молится. Взгляд ее блуждает где-то вдали.

Только в эту минуту я понимаю, где нахожусь. Это — кладбище. Но от могил здесь осталось одно-единственное надгробие. И еще эта женщина.

В прошлом году у нас в классе появилась новенькая. Звали ее Зильке. Направили ее к нам незадолго до летних каникул. На отдых она поехала с родителями в Румынию. В горах машина перевернулась. Отец отделался несколькими переломами, мать — контузией. А Зильке сидела впереди и, как говорят, не пристегнулась. Она разбилась насмерть.

Фройляйн Броде срочно собрала нас всех. Мы стояли у могилы. Дикси плакала, фройляйн Броде зорко следила, чтобы кто-нибудь не смылся раньше времени. Когда пастор начал произносить речь, кое-кто из девчонок захихикал. Я не знал — злиться на них или постараться успокоить. В конце концов решил: ведь мы с Зильке даже не были знакомы по-настоящему. Этого мнения придерживался, очевидно, и заместитель нашего директора. Он сказал очень кратко о том, что имело отношение к Зильке. И немного длиннее — о том, что касалось нас, живых. После речи он подошел к фройляйн Броде, обвел нас всех взглядом и прошептал ей на ухо: «Выдающееся достижение. Почти весь класс налицо».

Вечером, после похорон, Луц Хеммо впервые принес на площадку с контейнерами японский кассетник. Дикси вмиг забыла, что несколько часов назад заливалась слезами.

— С ума сойти! Откуда он у тебя?

— Отец подарил, — ответил Луц.

— Просто так?

— Просто так.

Это не умещалось у меня в голове. Такие дорогие вещи не дарят без всякого повода. Мне в тот вечер хотелось еще немного поговорить с ребятами о гибели Зильке. Просто чтобы легче заснуть. Но Луц передвинул рычажок на максимальную громкость, чтобы показать, на что эта штука способна. Так что мои сомнения — можно ли так просто относиться к жизни и смерти — остались при мне. И женщина, которую я увидел у могилы, напомнила мне обо всем этом. Я вновь слышу хор, который пел на похоронах Зильке. Одни пожилые дамы из церковной общины. Звуки, которые они издавали, неизменно были то выше, то ниже, чем надо. Они безбожно фальшивили, и все же их пение было проникнуто подлинным чувством. Такое сочетание кого хочешь доконает.

Вдруг старушка оборачивается ко мне. Может, ветка хрустнула у меня под ногой? Или просто почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной? Она неожиданно быстро встает, стряхивает с юбки песок и говорит обиженным тоном:

— Где мои грабли? Все перевернули вверх дном. И грабли землей засыпали. А где мне новые-то взять?

— Какие еще грабли? — спрашиваю я. Я так ошарашен, что ничего более умного в голову не приходит.

— Какие еще грабли! — передразнивает меня женщина. Но потом тон ее меняется: — Те самые, которыми я все эти годы могилку прибирала. И всегда, бывало, положу ее за надгробье, ни разу никто не позарился. Но эти, с экскаваторами, все как есть землей забросали.

И глядит на меня злобно, как будто я и есть экскаваторщик. Потом поворачивается и молча уходит прочь. Идет она прямо, никуда не сворачивая, меряя землю длинными, обвеваемыми юбкой ногами. Мрачная, свирепая старуха. Я-то думал, она оплакивает могилу мужа, дочери или еще кого-то там. А ей, оказывается, грабли жалко.

И я медленно бреду за ней в деревню.

Но ведет она себя как-то странно. Дойдя до первых строений, вдруг останавливается. А оглянувшись на меня, пускается бегом. Потом сворачивает за ближайший угол, как будто хочет побыстрее исчезнуть из моего поля зрения. Я ускоряю шаг. И в последний момент замечаю, что костистая старуха шмыгнула за старый амбар. Забыла она, что ли, здесь ведь теперь все двери нараспашку, так что с улицы через сени легко просматриваются дворы и сады. Стою, притаившись, и жду, когда она вынырнет из-за стены. Она опять оглядывается. И опять прибавляет шагу. Ясно, как день, хочет от меня удрать. Ну, это мы еще поглядим!

Я в три прыжка пересекаю проулок и прячусь, скорчившись, за высоким фундаментом из нетесаных камней. И тут же обнаруживаю мою старуху — она крадучись выскальзывает из какой-то калитки. Ну, теперь жарь за ней во весь дух! Дорога идет в гору, с обеих сторон густые кусты. Я держу дистанцию не больше пятидесяти метров. Но и не меньше. Спрячься она за куст, не ровен час, еще и проскочишь.

Но этого не случается. Я держу ухо востро.

Живая изгородь тянется вверх по косогору до самой церкви. Где-то посередине в кустах зияет просвет. Он ясно виден, если стоишь на большом валуне — вот как я.

И я явственно вижу, как старуха подходит к просвету. Вдруг она исчезает, не дойдя до его конца.

Я бросаюсь вверх по извилистой дороге. Ишь чего захотела: просто так взять и удрать!

Тут я уже сегодня был. Это калитка той самой усадьбы, где я сразу по приезде выпустил на свободу кошку. Старуха наверняка здесь. В одной из этих построек. Я застываю на месте. Что-то мне мешает. Чего я не могу вспомнить. Или не хочу.


Еще от автора Иоахим Новотный
Новость

Сборник представляет советскому читателю рассказы одного из ведущих писателей ГДР Иоахима Новотного. С глубокой сердечностью и мягким юмором автор описывает простых людей, их обычаи и веками формировавшийся жизненный уклад, талантливо раскрывая в то же время, как в жизнь народа входит новое, социалистическое мировоззрение, новые традиции социалистического общества.


Рекомендуем почитать
Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Слезы неприкаянные

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».


Окраина

Действие романа происходит в Чехословакии после второй мировой войны. Герой его — простой деревенский паренек Франтишек, принятый в гимназию благодаря исключительным способностям, — становится инженером и теплому местечку в Праге предпочитает работу на новом химическом комбинате далеко от столицы. Герою Мисаржа не безразлична судьба своей страны, он принимает близко к сердцу ее трудности, ее достижения и победы.


Этот прекрасный новый мир

Добрый всем день, меня зовут Джон. Просто Джон, в новом мире необходимость в фамилиях пропала, да и если вы встретите кого-то с таким же именем, как у вас, и вам это не понравится, то никто не запрещает его убить. Тут меня даже прозвали самим Дракулой, что забавно, если учесть один старый фильм и фамилию нашего новоиспеченного Бога. Но речь не об этом. Сегодня я хотел бы поделиться с вами своими сочными, полными красок приключениями в этом прекрасном новом мире. Ну, не то, чтобы прекрасном, но скоро вы и сами обо всем узнаете.Работа первая *_*, если заметите какие либо ошибки, то буду рад, если вы о них отпишитесь.


Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма

В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.


Облава на волков

Роман «Облава на волков» современного болгарского писателя Ивайло Петрова (р. 1923) посвящен в основном пятидесятым годам — драматическому периоду кооперирования сельского хозяйства в Болгарии; композиционно он построен как цепь «романов в романе», в центре каждого из которых — свой незаурядный герой, наделенный яркой социальной и человеческой характеристикой.