Избранная проза - [21]

— Ты? — спросил он.

— Да, я, — ответила женщина. — Но ты не бойся, мне нужно только методическое пособие.

Краутц потер рукой шейные позвонки, хорошенько прокашлялся, не спуская глаз с женщины, рывшейся в книгах. Когда она собралась войти в спальню, он заставил себя произнести три слова:

— У меня гость.

Женщина остановилась, но на Краутца даже не взглянула.

— Не девица, как ты понимаешь.

Она, словно бы невзначай, пожала плечами и сказала:

— А хоть бы и девица. Меня это не касается.

— Там у меня драматург, — сказал Краутц.

— Вот как?

Голос ее оставался холодным.

— Да, из театра. Они хотят от меня пьесу получить.

— Почему бы и нет, — отозвалась женщина, не прекращая своих неистовых поисков. — Ты уже давно живешь как настоящая богема.

Мимоходом она сдвинула с края стола к середине оставшуюся от ужина тарелку, полную окурков и пепла.

— Да, — сказал Краутц, — вчера я действительно немного засиделся.

Женщина опять остановилась, постояла секунду-другую посреди комнаты, прищурилась, потом, повернувшись на невысоких каблуках, подошла к книжным полкам. Очевидно, обнаружила нужную книгу.

Теперь пора ей было обернуться к двери. Там стоял я, в трусах, в майке, стыдливо прикрываясь рукой. Годы, проведенные в армии и в институте, отучили меня от излишней стыдливости. Но перед этой женщиной я ни за что не хотел предстать почти голым.

Но она не обернулась. Очевидно, хотела поговорить и о личном? Она взяла тарелку и привычным жестом стряхнула ее содержимое в зольник перед кафельной печкой. Потом спросила:

— Ты говорил с мальчиком?

Краутц явно был застигнут врасплох. Он почесал в затылке. Волосы у него были густые.

— Да… То есть нет… Это было немыслимо… Надо быть осторожным, надо дождаться подходящего момента…

— Так, — с металлом в голосе сказала женщина, — ну что ж, жди. Дожидайся подходящего момента. Но я больше ждать не буду. Ни одного дня.

— Что ты собираешься делать?

Стоя посреди комнаты, она вдруг засмеялась и от хохота не могла вымолвить слова. Она даже охрипла.

— Ты и девица? — проговорила она. — Как тебе такое в голову взбрело? Да я ни секунды ничего такого не думала.

Тон, которым это было сказано, заставил меня опять ретироваться в темный коридор. И только услышав чиханье выхлопной трубы, я рискнул выйти на свет божий.

Увидев меня, неожиданно возникшего в дверях, Краутц отнял от губ полупустую уже бутылку пива. Он погасил только что раскуренную сигару и попытался принять бодрый вид.

— Как вы спали? Надеюсь, хорошо? Я сейчас приготовлю завтрак.

Не дождавшись ответа, он ринулся в кухню. Я решил на всякий случай поскорее натянуть джинсы. Прыгая на одной ноге, я вдруг разом осознал, где я нахожусь. Светлый прямоугольник на обоях ясно свидетельствовал о том, что прежде здесь стояла вторая кровать. По-видимому, этот человек поместил меня в бывшей супружеской спальне. Под конец жена учителя предпочитала тут спать одна. Мне даже показалось, что я уловил слабый запах терпких духов. Но в том, что меня вдруг начало мутить, виновато было похмелье.

Я пошел на запах кофе. Краутц встретил меня по-приятельски.

— Садись, если найдешь место.

Это оказалось не так-то просто. Я суетился, как перепуганная курица, и наконец обнаружил табуретку, с которой мне пришлось снять какую-то липкую кастрюлю. Я довольно долго держал ее кончиками пальцев, не зная, куда ее приткнуть, везде что-нибудь да стояло, а все, что можно было бы снять, было уже снято.

Краутц посмотрел на меня. Он по-прежнему держался бодро.

— Свежих булочек у меня, правда, нет, но полагаю, что копченая колбаса и хлеб тоже неплохо.

Наконец я пристроил кастрюлю на полу, возле ног. Краутц, несомненно, обладал беспечностью фаталиста. Ему удалось еще немного сдвинуть посуду на столе, так, чтобы вся эта гора не рухнула на пол. Освободилось место для двух больших чашек и доски с хлебом и колбасой.

Поначалу мы ели молча. В голове у меня постепенно прояснялось. И Краутц, видимо, понял, что никакая бодрость на свете не в силах противостоять этому серому утру. И все же он сделал еще одну попытку. Похвалил кофе (против этого нельзя было возразить) и сказал, что есть три вещи, которые, по его убеждению, должны быть всегда отменными, если человек хочет иметь ясную голову: сигары, пиво и утренний кофе. Что касается еды, то тут он менее взыскателен. Днем ему вполне хватает комплексного обеда в столовой электростанции, а вечером яичницы-болтуньи в пивнушке.

Конечно, он этими разговорами пытался разрядить ситуацию. Я тоже готов был пойти ему навстречу. Но на свой лад.

— Итак, это была она, — сказал я.

Его бодрость как рукой сняло, И он стал наконец таким, каким был на самом деле: угрюмый, заброшенный, опустившийся человек, которому в жизни остались лишь мелкие радости. Он встал и быстро направился в большую комнату. Вернулся он с дымящейся сигарой.

— Да, — сказал он. — Сейчас вы видели ее во всей красе.

— Это предохраняет от иллюзий, — ответил я и впился зубами в бутерброд.

Краутц присел на краешек стула.

— Она не всегда была такой, — проговорил он.

После каждого слова он яростно попыхивал сигарой. И для меня уже не было ни малейшего сомнения в том, кто здесь кого оставил. Случайно я в таких вопросах немножко разбираюсь. Опыт общения с женщинами, приобретенный в институте, говорил мне: все обычно кончается тем, что девушки отправляются на поиски каких-нибудь методических пособий. Кому охота, могу сообщить напрямик: эмансипация женщин — ничто для мужчин, воспринимающих ее всерьез. Это видно на примере многих, в том числе и на примере Краутца.