Избранная поэзия - [10]

У наших ворот.

И цикада

Смирилась с осенней порой,

Но от холода плачет

Всю ночь напролет.

Огоньки светляков

Потушила роса,

В белом инее

Ветви ползучие лоз.

Вот и я

Рукавом закрываю глаза,

Плачу, друг дорогой,

И не выплачу слез.

Из цикла "О ТЕХ, КТО ДАЛЕКО"

II

На луском шелку,

Знаменитом своей белизной,

Письмо написала я воину

Тушью цветной,

Пусть к дальнему морю,

В холодный и горестный край,

Его отнесет

Покровитель любви — попугай.

Письмо небольшое

Немного в нем знаков и строк,

Но полон значения

Самый ничтожный значок.

И воин получит письмо

И сломает печать,

И слезы польются

Он их не сумеет сдержать.

А выльютс, я слезы,

Что так непрерывно текли,

Он вспомнит: меж нами

Не сотни, а тысячи ли.

За каждую строчку,

За милый сердечный привет

Готов заплатить он

По тысяче звонких монет.

III

Когда красавица здесь жила

Цветами был полон зал.

Теперь красавицы больше нет

Это Ли Бо сказал.

На ложе, расшитые шелком цветным.

Одежды ее лежат.

Три года лежат без хозяйки они,

Но жив ее аромат.

Неповторимый жив аромат,

И будет он жить всегда.

Хотя хозяйки уж больше нет.

Напрасно идут года.

И теперь я думаю только о ней.

А желтые листья летят,

И капли жестокой белой росы

Покрыли осенний сад.

НОЧНОЙ КРИК ВОРОНА

Опять прокаркал

Черный ворон тут

В ветвях он хочет

Отыскать приют.

Вдова склонилась

Над станком своим

Там синий шелк

Струится, словно дым.

Она вздыхает

И глядит во тьму:

Опять одной

Ей ночевать в дому.

ТОСКА У ЯШМОВЫХ СТУПЕНЕЙ

Ступени из яшмы

Давно от росы холодны.

Как влажен чулок мой!

Как осени ночи длинны!

Вернувшись домой,

Опускаю я полог хрустальный

И вижу — сквозь полог

Сияние бледной луны.

ГОРЕЧЬ

Цветку подобна новая жена,

Хотя бы и достойная любви.

Я — старая — на яшму похожу

И не скрываю помыслы свои.

Цветок непостоянен. Непрочна

Его любви блистающая нить.

Но яшмовое сердце никогда

Не сможет разлюбить иль изменить.

И я была когда-то молодой,

Но, постаревшая, живу одна.

А ты увидишь: время пролетит

И станет старой новая жена.

Не забывай же о царице Чэнь,

Той, что была любимою женой,

Ее покои в Золотом дворце

Покрыты паутиною седой.

Царица Чэнь — жена ханьского императора Уди (140 87 гг. до н. э.), о которой он забыл, увлекшись новой красавицей.

ПЕЧАЛЬ

За яшмовою шторою

Одна

Красавица

Томится у окна.

Я вижу влажный блеск

В очах печальных

Кто ведает,

О ком грустит она?

ЧАНГАНЬСКИЕ МОТИВЫ

I

Еще не носила прически я

Играла я у ворот,

И рвала цветы у себя в саду,

Смотрела, как сад цветет.

На палочке мой муженек верхом

Скакал, не жалея сил,

Он в гости ко мне приезжал тогда

И сливы мне приносил.

Мы были детьми в деревне Чангань,

Не знающими труда,

И, вместе играя по целым дням,

Не ссорились никогда.

II

Он стал моим мужем, — а было мне

Четырнадцать лет тогда,

И я отворачивала лицо,

Пылавшее от стыда.

Я отворачивала лицо,

Пряча его во тьму,

Тысячу раз он звал меня,

Но я не пришла к нему.

Я расправила брови в пятнадцать лет,

Забыла про детский страх,

Впервые подумав: хочу делить

С тобой и пепел и прах.

Да буду я вечно хранить завет

Обнимающего устой,

И да не допустит меня судьба

На башне стоять одной!

Шестнадцать лет мне теперь — и ты

Уехал на долгий срок.

Далеко, туда, где в ущелье Цюйтан

Кипит между скал поток.

Тебе не подняться вверх по Янцзы

Даже к пятой луне.

И только тоскливый вой обезьян

Слышишь ты в тишине.

III

У нашего дома твоих следов

Давно уже не видать,

Они зеленым мхом поросли

Появятся ли опять?

Густо разросся зеленый мох

И след закрывает твой.

Осенний ветер весь день в саду

Опавшей шуршит листвой.

Восьмая луна — тускнеет все,

Даже бабочек цвет.

Вот они парочками летят,

И я им гляжу вослед.

Осенние бабочки! Так и я

Горою перед зимой

О том, что стареет мое лицо

И блекнет румянец мой.

IV

Но, рано ли, поздно ли, наконец

Вернешься ты из Саньба.

Пошли мне известье, что едешь ты,

Что смилостивилась судьба.

Пошли — и я выйду тебя встречать,

Благословив небеса,

Хоть тысячу ли я пройду пешком,

До самого Чанфэнса.

Чангань — деревушка на территории современной провинции Цзянсу.

Завет обнимающего устой — В древности некий человек по имени Бэй Шэн назначил своей возлюбленной свидание у моста. Время шло, а женщина все не приходила. Внезапно вода в реке стала стремительно подниматься, но Бэй Шэн так и не покинул это место и, верный данному слову, погиб, ухватившись за один из устоев моста. Отсюда и произошло выражение "обнимающий устой", означающее верность до самой смерти.

ВОСПЕВАЮ ГРАНАТОВОЕ ДЕРЕВО, РАСТУЩЕЕ ПОД ВОСТОЧНЫМ ОКНОМ МОЕЙ СОСЕДКИ

У соседки моей

Под восточным окном

Разгорелись гранаты

В луче золотом.

Пусть коралл отразится

В зеленой воде

Но ему не сравниться с гранатом

Нигде.

Столь душистых ветвей

Не отыщешь вовек

К ним прелестные птицы

Летят на ночлег.

Как хотел бы я стать

Хоть одной из ветвей,

Чтоб касаться одежды

Соседки моей.

Пусть я знаю,

Что нет мне надежды теперь, —

Но я все же гляжу

На закрытую дверь.

Из цикла "ПО ТУ СТОРОНУ ГРАНИЦЫ"

Приграничные варвары

С гор в наступленье пошли

И выводят солдат

Из печальных солдатских домов.

Командиры раздали

"Тигровые знаки" свои,

Значит, вновь воевать нам

Средь желтых и мерзлых песков.

Словно лук, изогнулась

Плывущая в небе луна,

Белый иней блестит

На поверхности наших мечей.

К пограничной заставе

Не скоро вернусь я, жена,

Не вздыхай понапрасну

И слез понапрасну не лей.

"Тигровые знаки" — бронзовые пластинки или бамбуковые дощечки с изображением тигра. Разрезанные на две части, они служили как бы паролем и отзывом.