Из золотых полей - [43]

Чесс наполнила две чашки из стоящего на плите кофейника, добавила сливок, сахару, плеснула в кофе Ливви домашнего пива. Полные чашки приятно грели ее озябшие руки.

— От Кэйта нет вестей?

— Нет.

Чесс дала Ливви ее чашку, села и стала медленными глотками пить свой кофе. Ливви знала, какое жгучее беспокойство терзает ее. Нэйта не было уже три недели, а ведь он сказал, что будет в отъезде всего одну. Старуха не пыталась говорить ей успокоительные глупости, она знала, что Чесс не станет лучше ни от каких слов, а только от вида Нэйтена, живого и здорового, вернувшегося домой.

— Может быть, мне следует поучиться у вас делать коврики, — сказала она. — Кроме стряпни, у меня нет никаких занятий, и это сводит меня с ума. На плантации у меня всегда было столько дел, что не было времени думать. Нет, безделье не по мне.

Сэлли подошла к Ливви и дернула ее за рукав.

— В чем дело, дорогуша? Хочешь молочка?

— Свинок, — сказала Сэлли.

Под мышками она держала по поросенку. Один запищал. Сэлли присела на корточки и выпустила обоих поросят на пол, потом встала и протянула заинтригованной старухе пухлые ручки. Большие пальцы были прижаты к ладоням.

— Хочу еще свинок, — потребовала она.

Старая Ливви рассмеялась.

— Ну, ты и хитрюга! Будь довольна тем, что имеешь. Большая старая свинья разорвет меня в клочки, если я заберу всех ее младенчиков. Когда тебе будет пора идти домой, мы отнесем этих двоих к их братикам и сестричкам, и ты сможешь увидеть их всех сразу. Согласна?

Удовлетворенная Сэлли кивнула и побежала ловить своих поросят.

— Послушай меня, Чесс. Знаешь, что ты можешь делать? Учить девочек Элвы. Майка не захочет, но я знаю, что Сюзан будет счастлива научиться читать и писать. У нее золотой характер, и она очень умненькая.

— Но, Ливви, Сюзан уже десятый год. Неужели она совсем не ходила в школу?

— Ни дня. Джош не хотел.

Чесс была поражена. Как можно быть против учения? Она полагала, что дети Ричардсонов ходили в школу хотя бы несколько лет. Конечно, до Плезент-Гроув далеко и долго добираться, но ведь сельские дети все-таки ездят туда. Она это точно знала. Нэйтен рассказывал ей, как он ездил в школу, сидя без седла позади своего брата на лошади, на которой пахали поле.

Должно быть, Ливви ошибается. Чесс так ей и сказала, стараясь выражаться как можно тактичнее.

Ливви нахмурилась:

— Вот потому-то Джош и настроен против учения, старый дурень. Он видел, до чего оно довело его брата. Это из-за Гидеона тот ушел из дома. Из-за Гидеона и его учебы.

Сердце Чесс забилось быстрее. Наконец-то она все узнает о Гидеоне. Имя брата Нэйтена было окружено интригующей таинственностью. Мисс Мэри говорила о нем непрестанно. По ее мнению, он был само совершенство. А Нэйтен не говорил о нем ничего. Она как-то попросила его рассказать ей о своем брате, но он сказал, что рассказывать нечего, Гидеон был проповедником, он уехал с фермы пять лет назад, вот и весь сказ.

Именно то, как он произнес «вот и весь сказ», навело Чесс на мысль, что сказать можно было бы еще очень многое. Ливви допила свой кофе со спиртным и взяла полоску яркой шерстяной ткани. Она обернула ее вокруг большого костяного крючка, потом подставила левую руку под мешковину, растянутую на раме. Чесс ждала.

— Я пыталась припомнить, в каком году это началось, — сказала старая Ливви.

Ее голос звучал сейчас по-особому, напевно и отрешенно. Таким голосом она рассказывала истории.

— Изикьел и Мэри поженились в 1846 году, больше тридцати лет назад. Ей тогда только что сравнялось пятнадцать, и она было премиленькая девушка, очень веселая и бойкая. Она приехала из Мэри-Оукс, что неподалеку от Ридсвилла, погостить у своей кузины в Плезент-Гроув. Зик был завидная партия. У него и его брата Джоша была своя ферма. Родители у них умерли, но они оба были уже взрослые мужчины: Зику было двадцать пять, а Джошу — на пять лет меньше. Джош уже три года как был женат — одна из тех любовных историй, где в конце концов вмешивается папаша с дробовиком и заставляет парня жениться. У него с Элли уже был один ребенок и еще один на подходе.

Очень скоро и Мэри понесла. Она и Элли часто бегали ко мне, чтобы показать свои животы и поспрашивать меня про роды. Элли-то, конечно, уже все знала, но не хотела рассказывать Мэри, чтобы не испугать ее. Она-то со своим первенцем крепко намучилась. Но вторые роды, как водится, прошли легче. Под Рождество у нее родилась прехорошенькая светловолосая девочка. Потом, в январе, пришло и время Мэри: она родила мальчика, который появился на свет Божий, вопя во все горло. Зик сказал, что такой крик он слышал разве что во время молитвенных собраний, когда паства очень уж воодушевлялась и входила в раж. Но Джоном Уэсли Мэри назвала малыша не поэтому. Она была очень набожной девушкой из благочестивой семьи. В Ридсвилле уже тогда была постоянная церковь.

На следующий год Мэри родила еще одного ребенка, и назвала его Чарльзом Уэсли[13]. Элли тоже родила, но бедный малыш родился мертвым. Тем декабрем она и померла, в аккурат под Рождество. Она так и не окрепла после третьих родов.

Мэри взяла двоих детей Элли к себе. Она была любящей матерью всем четырем детишкам. И тем, которые народились позже, — тоже. У нее родилась еще девочка, Мэри, потом Гидеон, а потом еще одна девочка — Люсинда.