Из воспоминаний жандарма - [63]

В январе месяце 1881 года я получил письменно требование от графа Лорис-Меликова о принятии самых энергических мер по розыску и задержанию известного революционера Желябова[298], находившегося по сведениям Петербурга в Киевской губернии, причем указывалось мне, что арест Желябова необходим и вызывается тем, главным образом, что от него стоит в зависимости сохранение жизни императора Александра II. Все направленные мною розыски по задержанию Желябова устанавливали пребывание Желябова не в Киевской губернии, а в С.-Петербурге, о чем мною и было донесено, и мое донесение об этом как раз почти совпало с арестом Желябова в С.-Петербурге, сколько помню, 28 февраля 1881 г., но безусловно до убийства императора Александра II. Задержание Желябова в Петербурге, откуда шли указания на нахождение его Киевской губернии, произошло случайно, в квартире «Милорда» Тригони[299], где он случайно находился без документа и отказался назвать свою фамилию, и только по задержании личность Желябова была установлена. Но задержание Желябова все-таки не предупредило и не отстранило события 1 марта 1881 г.

Каждый, кто только хотя поверхностное понятие имеет о розыске, да еще о таких лицах, к каким относится Желябов, поймет, какое тяжелое поручение возложено было на меня по розыску Желябова, от которого ставилась в зависимость жизнь государя. Сколько я перенес нравственных, ужасающих мучений и тревог, — не представляется возможным передать.

Желябов был женат на уроженке Киевской губернии Яхненко-Семиренко[300]; вот почему розыски и сводились на Киевскую губернию; жена Желябова совершенно никакого участия в революционной деятельности мужа своего не принимала. После осуждения Желябова, жена его по высочайшему соизволению носит фамилию своего отца.

В 1880 году я получил телеграмму от графа Лорис-Меликова о прибытии в С.-Петербург и о выезде из Киева первым отходящим поездом в С.-Петербург. Перед выездом я совершенно случайно, идя мимо квартиры бывшего начальника местных войск Киевского округа генерал-лейтенанта Кравченко, ему сказал о поездке в С.-Петербург по требованию графа Лорис-Меликова; на вопрос Кравченко, знаю ли я графа, я отвечал, что совершенно не знаю и не видел его даже; Кравченко просил зайти к нему в квартиру, где находилась и жена его, приходящаяся родственницею графини Лорис-Меликовой, двоюродною сестрою. Генерал Кравченко служил на Кавказе и близко знал графа как родственника своей жены и вот в каких выражениях и рассказах он характеризовал его.

«Граф Лорис — человек очень добрый, но хитрый, все обещает, но ничего не выполняет; знайте, что многое наобещает, но ничего не исполнит; человек минутного увлечения, отзывчивости и полной забывчивости; нерешительность и нестойкость характера во всем. Под крепостью Карсом, во время осады, один баталион семь раз переставлял с одного места на другое».

При сем генерал Кравченко добавил, что граф Лорис общителен, любезен до приторности и, чтобы завоевать представляющихся, навязывается дружбою и переходит в разговоре на «ты».

Совершенно верно все сказал генерал Кравченко, ибо все сказанное им я испытал на себе при представлении графу Лорису, который говорил мне на «ты», называл «перлом», обещаний по службе сделал массу, но ни одного из обещаний не выполнил, что известно было хорошо генерал-губернатору Черткову.

Вызов мой сопровождался следующими двумя обстоятельствами, как я узнал из опросов меня графом Лорисом.

Во-первых, граф Лорис хотел знать от меня причины состоявшегося приговора Киевского военного суда над обвиняемыми в государственных преступлениях студентом Розовским и рядовым Лозинским, приговоренными судом к смертной казни, каковую они и понесли по конфирмации и. д. киевского генерал-губернатора генерал-адъютанта Ванновского, тогда как они вооруженного сопротивления не оказали. Я отвечал на сделанный мне вопрос об этом, что «о причинах нужно спросить совесть судей суда, вынесших подобный приговор, в связи с выяснившимися на судебном следствии обстоятельствами; но что мне причины неизвестны и известны быть не могут». А на поставленный мне вопрос, почему генерал-адъютант Ванновский утвердил, но не смягчил приговора, я ответил совершенным незнанием того, чем именно руководился Ванновский при конфирмации, которою я был не вправе руководить.

При этом я доложил, что дело о конфирмации названных лиц поступило к Ванновскому, когда генерал-губернатор Чертков находился в С.-Петербурге, откуда выехав, двумя депешами предложил мне явиться и сказать Ванновскому, что он, Чертков, находится в пути и конфирмацию по сему делу просит отложить до его прибытия в Киев и таковую принимает на себя, — о чем мною было докладываемо Ванновскому, который отозвался, что он не трус и принимает конфирмацию на себя, не ожидая прибытия Черткова, потому что таковая выпала на его долю. Таким образом, приговор был утвержден Ванновским и приведен в исполнение до прибытия в Киев Черткова. По этому делу, я знаю хорошо, был запрашиваем Ванновский графом Лорисом, но какой ответ последовал со стороны Ванновского, мне неизвестно.