Из Парижа в Кадис - [47]

Пока мы оставались в Эскориале, мы и не думали о завтраке — зловещее сооружение теснило нам грудь, но стоило нам выйти оттуда, как голод пробудился в нас вместе с жизнью. Мы направились к постоялому двору метра Калисто Бургильоса. Хозяин ждал нас у дверей.

Меню в Испании не отличается разнообразием. Нам предложили отбивные котлеты, картофель и салат, то есть, как видите, то же, что накануне, и вдобавок зелень. Впрочем, испанская зелень горько разочаровала нас; испанское растительное масло и уксус настолько далеки от наших кулинарных привычек, что я готов вызвать на спор любого француза, каким бы он ни был страстным любителем латука, рапунцеля или белого цикория, ибо уверен, что он не сможет проглотить даже маленького кусочка той или другой из этих трав, столь аппетитных на вид, однако, после того как они приходят в соприкосновение с той или другой из упомянутых мною жидких приправ.

Именно тогда, сударыня, мне впервые пришла в голову великолепная идея готовить салат без растительного масла и уксуса. Несомненно, будь во мне хоть какая-нибудь коммерческая жилка, это была бы для меня прекрасная возможность добиться привилегии на изобретение, а получив эту привилегию, разбогатеть, пустив ее в ход в Испании и распространив ее действие на Италию. Но, увы! Вы же знаете, гения коммерции забыли позвать на мои крестины, и, как те ревнивые феи, что преследуют принцев и принцесс в сказках Перро, этот зловредный дух не только не защищает меня, но и терзает.

Так что я просто-напросто сообщил своим товарищам по путешествию, как надо делать салат без растительного масла и уксуса, и, вместо того чтобы обрести звание разбогатевшего дельца, удовлетворился титулом благодетеля человечества. Итак, салат без масла и уксуса делают с сырыми яйцами и лимоном. Приготовление этой заправки к салату безмерно заинтриговало метра Калисто Бургильоса, и он проявил к ней такой интерес, что я, вырвав из рук Жиро салатницу, когда он потянулся к ней в третий раз, отнес последние уцелевшие листочки салата нашему хозяину. Туда же я добавил кусочек омлета моего приготовления.

Об этом своем добром поступке я совсем забыл, как вдруг, выходя из дома, столкнулся с метром Калисто, который поджидал меня на пороге, держа по бокалу в каждой руке и бурдюк под мышкой. В знак братства он угостил меня валь-де-пеньясом. На самом деле, метр Калисто Бургильос оказал мне эту честь, решив, что я повар из богатого дома и приехал в Мадрид на нынешние празднества. Я оставил его в этом заблуждении, ибо так он воспринимал меня куда более значительной персоной, чем если бы я открыл ему, что перед ним автор «Мушкетеров» и «Монте-Кристо».

Следовало торопиться: был уже полдень, а в семь часов нас ждали на званом ужине, который давала в мою честь французская колония. Да, сударыня, что тут поделаешь? Так уж устроены наши соотечественники: за границей они нас чествуют, радушно встречают, обнимают, а дома кусают и перемывают нам косточки. За рубежом вас окружает ваша посмертная слава. Стоит пересечь границу — и вы будто умираете. Это уже не вы, а ваша тень встречает на каждом шагу проявления доброжелательства, и, должен сказать, мою прославленную тень принимают здесь так, что это вызывает зависть у моего бедного собственного «я».

Дело в одном обстоятельстве, о котором Вы, сударыня, не догадываетесь и я, разумеется, тоже прежде не догадывался. Оказывается, в Мадриде я более известен и, возможно, более популярен, чем во Франции. Испанцам кажется, что они распознают во мне (когда я говорю «во мне», это, как Вы понимаете, означает «в моих произведениях») нечто кастильское, и это льстит их самолюбию. Ведь правда же, что, прежде чем стать кавалером ордена Почетного легиона во Франции, я стал командором ордена Изабеллы Католической в Испании. В этом отношении заграница показала дорогу моей родине. Не сомневаюсь, сударыня, что после моего возвращения меня заставят дорого заплатить за все те любезности, какие мне здесь оказывали. Но, тем не менее, по тому, с какой благодарностью относятся ко мне в Испании, я могу так или иначе судить, что обо мне будут думать после моей смерти.

И потому со времени моего приезда установились отношения подлинной сердечности между нами и испанскими деятелями искусства. Лавега носит мою ленту ордена Почетного легиона, а я — ленту Изабелы Католической, снятую с шеи Мадрасо. Бретон, этот испанский Скриб, и Рибера, который носит широко известное в живописи имя и сам вполне достоин этого имени, проводят все вечера с нами. Доступ в фойе театра Эль Принсипе, где собираются все выдающиеся люди мадридского артистического мира, был открыт нам двумя самыми известными драматическими актерами Испании: доном Карлосом де ла Торре и Ромеа. Каждый день кто-нибудь из только что названных мною лиц предлагает нам свои услуги в качестве чичероне, и перед ним открываются любые двери: картинные галереи, артиллерийские музеи, парки и королевские дворцы.

По правде говоря, посольство тоже изо всех сил помогает осуществлять наши желания. Господин Брессон, только что получивший от ее величества титулы герцога де Санта-Исабель и испанского гранда, безукоризненно любезен: три дня назад он устраивал для нас в прелестном дворце, где находится его резиденция, настоящий королевский прием.