Из огня да в полымя - [19]
Обида была на себя. Обида на судьбу. Все время она меня жгла внутренним огнем. Обида, что ничего не успела сделать в тылу врага, что не выполнила задания, не оправдала надежд товарища Андропова.
Перевели меня в городскую тюрьму, ту, что у рынка. Никто не пришел проститься — ни Мосин, ни сестра Анастасия.
Наконец заскрежетали вагоны. Сначала Питер, потом Архангельск. Выгрузили нас на станции Большая Кяма, погнали в лагерь. А лагерь тот был особенный, знаменитый — Кямские известковые разработки. Здоровым оттуда не выйдешь — известь все внутренности выест.
Тачка, кувалда, лом. Гору долбили. Камень разбивали на куски и носили на тачку. Возили камень к печам. Большие такие печи, как гора. Их было три или четыре. Камень белый, будто мел. Когда бьешь ломом, пыль столбом стоит. Она действовала на кожу, на легкие. Мы в марлевых масках работали, да проку от этих масок никакого. Потом мы их выбросили.
Огонь в печах полыхал круглые сутки. У нас, у зэков, норма была. Не выполнишь — пайку хлеба урежут.
Долго я не могла тачку освоить. Накидают подруги камней, качу по доске, виляет тачка, падает. Вбок, вбок меня тянет. Падаю и я с нею. Падаю и плачу. Далеко надо было везти от горы к печам. Да еще подъем. Еле взберешься.
Старший охранник жалостливый был, кричит: «Не наваливайте на тачку так много!» Как не наваливать? Норму-то дневную надо выполнить. Мозоли на руках пыль известковая разъела, кровь идет, пальцы тряпками обмотаны. Но ничего. Комсомольцы не сдаются. Постепенно втянулась. Ко всему можно человека приучить. Ко всему.
Встречи случались интересные. В соседнем бараке оказалась подруга Терентьева. Подходит — отрекомендовалась: «Я любовница чекиста Терентьева». Так и сказала — любовница. Не стала я с ней разговаривать. Снова она как-то подошла, новую пластинку завела: «Ты же подруга Андропова. Чего он тебя не выручит? Наплевал он на тебя. Так тебе и надо. Сгниешь, и никто не узнает, где могилка твоя. Моего-то Терентьева тоже судили, десять лет дали. Чекисты своих берегут. А Стаппуев, сказывают, живет с семьей в Паданах как ни в чем не бывало».
Катаю тачку, вгрызаюсь кайлом в белую скалу, а мысль одна и та же — за что? За что так расправляются органы Берии с честными коммунистами, комсомольцами? Знает ли товарищ Сталин об этом? Не знает! Иначе такое не могло случиться.
Стала я писать письмо товарищу Сталину. Описала всё: и детство, и поход наш горестный в Сегозерье, финские тюрьмы. Затем — присуждение к пожизненной каторге там, у финнов, и та же кара, такой же приговор у нас, на моей милой, горячо любимой Родине. Писала, как перевыполняю и буду перевыполнять норму в лагере.
И тут познакомилась я с одной женщиной из Ленинграда. Она рассказала мне о «Ленинградском деле», как расстреляли замечательных руководителей Ленинграда, как пересажали сотни людей, в том числе и нашего Геннадия Николаевича Куприянова. Долгие беседы вела со мной эта славная женщина. Просвещала. А мне всё не верилось. Как такое может быть? Нам вдалбливали годами с детства: товарищ Сталин любит свой народ, заботится о нем как отец родной. Как же, позаботился… Кого в землю, кого в лагеря. Миллионы безвинных людей погубил он и его дружок Берия. Порвала я письмо это, бросила в печь известковую…
Часто думаю о Маше Артемьевой. Где она, куда этапировали? Нас ведь вместе судили, в одном заседании. Подруга моя горемычная, подруга по несчастью. Ей тоже дали двадцать пять лет исправительно-трудовых лагерей и пять лет «по рогам», как у нас в лагере говорили.
Работали мы по-советски, по-комсомольски. Бригада у нас славная подобралась — никто не сачковал, не прикидывался больным. Здоровье, конечно, таяло. Похудела я, кашель противный привязался. И тут случилось чудо. Переводят меня из этого гиблого лагпункта Большая Кяма, который подчинялся Карелии, в Кировскую область. В подсобное хозяйство тамошнего лагеря. Почему? Как? Могу догадываться. Лагерное начальство видело, как я хорошо работала, видело, что не жалела себя, видело, что чахнуть начала.
Больше года я пробыла на известковых разработках. Год тот можно засчитать за десять…
Ожила я на новом месте, в совхозе номер три. Работали на полях, на ферме. Сенокос, уборка картошки. За лошадьми ходили, коров доили. Пригодилась деревенская закваска — могла и траву косить, и коров доить.
Идут дни. Поправилась я, кашель меня оставил, руки перестали ныть, пальцы зажили. Пригляделась ко мне знаменитая в лагере бригадирша тетя Соня, украинка. Руки мои мозолистые потрогала и взяла к себе в бригаду. Не подвела я ее — всегда моя фамилия была на Красной доске.
Тетя Соня была в оккупации, учительница немецкого языка. Узнали немцы про это, заставили ее переводить. У нее двое деток осталось. Иногда плакала в уголке барака, тихонько причитала: «Какой я враг народа…»
Руководил нами, нашими четырьмя бригадами, немец. Он агроном. А взяли его за то, что немец. Его предки когда-то давно, при царе Горохе, переехали в Поволжье. Немец — значит, враг, шпион. Звали мы нашего начальника в шутку Кайзером, императором, если перевести. Не обижался. Незлобливый и хозяйственный мужик. Никогда голос не повышал.
Книга рассказывает о юных защитниках Родины в годы Великой Отечественной войны. Герои этой книги ныне живут в Петрозаводске.
«Художественно-документальная повесть о карельских девушках-разведчицах Героях Советского Союза Анне Лисицыной и Марии Мелентьевой. На основе архивных материалов и воспоминаний живых свидетелей автор воссоздаёт атмосферу того времени, в котором происходило духовное становление героинь, рассказывает о кратком боевом пути разведчиц, о их героической гибели.».
«Повесть рассказывает о судьбе знатного лесозаготовителя республики кавалера ордена Ленина Э. В. Туоми, финна, приехавшего из Канады в 30-е годы и нашедшего здесь свою настоящую Родину. Герой повести участвовал в сооружении памятника В. И. Ленину в г. Петрозаводске в 1933 году.».
Повесть о Герое Советского Союза, танкисте Алексее Николаевиче Афанасьеве (1916—1968), уроженце Карелии, проживавшем после войны в городе Петрозаводске. [аннотация верстальщика файла].
«В книге рассказывается о жизни Почётного гражданина города Петрозаводска Ивана Сергеевича Молчанова — первого военного коменданта освобождённой в июне 1944 года столицы Карелии. Книга рассчитана на массового читателя.».
![Минута жизни [2-е изд., доп., 1986]](/storage/book-covers/3c/3c7f35abcd5aebe2413f0895f53c3182ff798883.jpg)
«В книге рассказывается о нашем земляке Герое Советского Союза Николае Ивановиче Ригачине, повторившем подвиг Александра Матросова. Адресована широкому кругу читателей.».
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.