Из одного металла - [23]

Ну а если нервы у фашистов не выдержат... Так на то и риск...

После того как Трайнин изложил свой план, члены экипажа долго молчали. Первым затянувшуюся паузу нарушил старший лейтенант Назаренко. Спросил негромко:

— Ну что решим, братцы? Принимаем план механика?

— А что тут решать? — пожал плечами башнер Бережнев. — Задумка стоящая, надо спытать.

— А ты, Виктор? — обратился Назаренко к стрелку- радисту Ляхову.

— Я — как все...

— Значит, порешили! — старший лейтенант рывком поднялся на ноги, предложил Трайнину: — Давай-ка сходим к комбату. Ты ему еще раз в деталях расскажешь все.

Майор Безруков внимательно выслушал Петра. Под конец не выдержал, радостно потер руки, сказал:

— А ведь это интересно! Молодец, старшина, здорово придумал! Только вот некоторые детали... Согласен, к мосту должен идти один танк. Но допустим, вы пройдете, уничтожите орудия. Но мост! Где гарантии, что его не взорвут в тот момент, когда вы атакуете фрицев? Не-ет, тут надо подумать... Саперы нужны! Но с вашим танком их не пошлешь. Значит, второй танк нужен. Чтобы следом за вами к мосту бы пулей выскочил. С саперами...

И еще. Расправитесь с орудиями и — в село. Действуйте стремительно. Вот тут нужен третий танк, не иначе! — Безруков взглянул на Назаренко. — Кого возьмешь, старший лейтенант? Чьи экипажи?

— Здесь, товарищ майор, многое будет зависеть от механиков-водителей, от их опыта, — опередив своего командира, ответил Трайнин. — Я прошу выделить нам в помощь экипажи, где механиками-водителями старшина Стародубец и старший сержант Пономарев...

— Хорошо, — согласился комбат. — Ну что, товарищи? Готовьтесь! А я — к комбригу. Доложить. Думаю, он примет ваш план.

Медленно рождалось осеннее утро. Было промозгло. Броню, будто после дождя, покрыло росой. Петр, сбив на затылок шлемофон, решил освежиться: провел по броне сложенной совочком ладонью, набрал влаги. Но тут же выплеснул ее на пожухлую траву: вода оказалась мутной, смешалась с потревоженным пыльным слоем.

— Что, напиться хотел? — свесился к нему старшим лейтенант Назаренко. Он стоял в своем люке — бодрый, свежий, будто у него и не было за плечами вчерашнего напряженного дня и этой бессонной ночи, в течение которой они и еще два танка плутали в потемках, дважды застревали, продвигаясь сюда, к тальниковым зарослям, подступавшим к дороге.

— Да нет, умыться хотел, — ответил Петр. — Лицо будто клеем стянуло.

— А ты вон из лужицы умойся, — показал сверху командир на колдобинку. — Там вода чистая, отстоялась.

— Да уж ладно, и так сойдет, — махнул рукой Трайнин. Поинтересовался: — А Бережнев-то с Ляховым что, подремали?

— Как же, задремлешь тут, — высунулся по пояс из открытого люка стрелок-радист. — И рад бы, да сон не идет. — Посоветовал Петру: — А ты, старшина, кончай топтаться. Залезай, посиди.

— Не-ет, мне нельзя, — поправляя шлемофон, сказал Трайнин. — Ноги затекут сидя-то. А им скоро такая чувствительность будет нужна...

Договорить ему не дал Назаренко. Встрепенувшись, oн прижал обеими руками наушники своего шлемофона, несколько секунд вслушивался в оживший эфир, потом коротко бросил:

— Понял... — И уже Трайнину: — Трогаем!

Привычно, ногами вперед, Петр забрался на свое место, захлопнул люк. Запустил двигатель. Чувствуя, как враз вспотели ладони, вытер их о комбинезон. Включил передачу, взялся за рычаги. Прежде чем тронуть машину с места, выдохнул, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Ну, пронеси...

Мост все ближе, ближе. До него уже метров триста, не больше. Тишина.

— Смотри-ка, в самом деле не стреляют, — послышался в наушниках приглушенный голос Назаренко. — Затаились, сволочи!

— Значит, клюнули. Ждут, — облизнул пересохшие губы Трайнин. — Ну и пусть подождут... Только бы они перед мостом нас не пометили. А там...

— Думаю, не станут. Раз клюнули, не станут, — ответил Назаренко.

Мост — вот он, рядом. И куча толовых шашек на нем. «Ну теперь держись, Петр! — приказал сам себе Трайнин. — Выравнивай машину еще на подходе. Никаких остановок, только с ходу! И не переборщи с левой гусеницей, а то рухнешь прямо в реку».

Въехав на настил, опять же приказал себе напрочь забыть, что в любое мгновение может взлететь на воздух. И еще отметил, что теперь-то фашисты наверняка не выстрелят по нему. В противном случае сдетонирует тол... Значит, будут бить, когда танк окажется на той стороне. «Но я вам этого не позволю, нет!» — мысленно, со злорадством бросил он тем, кто наверняка уже наметил себе линию, черту на дороге, когда выпустить снаряд по советскому танку.

Трайнин уже сотню раз прорепетировал в мыслях свой маневр, который он должен вот-вот совершить. Только бы достичь намеченного им рубежа.

Вот впереди осталась лишь узенькая полоска настила. Пора! Петр резко берет на себя правый рычаг и одновременно до конца вдавливает педаль подачи горючего. Танк круто разворачивается вправо. Так круто, что его корма даже зависает над рекой. Но уже подан в исходное рычаг, и машина, рванувшись вперед, вцепляется траками в грунт...

Переключиться на третью (Петр вел танк по мосту на второй передаче), а затем и на четвертую передачу было делом секунд. На высокой скорости тридцатьчетверка налетела на дзот справа, обрушила его (к счастью, именно в этом дзоте, как выяснилось позднее, находился вражеский сапер, который и должен был крутануть ручку подрывной машины. Но не успел...), с ходу ударила броневым срезом по первому орудию (прислуга даже не успела разбежаться), потом подмяла под гусеницы второе и третье. Трайнин хотел было развернуть машину на дзот слева, но Назаренко крикнул: