Из кабины такси - [44]

Шрифт
Интервал

— Только, шеф, прошу в темпе, а то жена сильно волнуется.

Приехали на Писцовую улицу, во двор огромного шестиэтажного дома, и остановились у одного из подъездов.

— Я сейчас, минут через пять-десять, только захвачу все необходимое, и поедем обратно. — Мой пассажир ушел.

Я жду. Счетчик отбивает свое. Прошло двадцать, тридцать минут. Тиканье часового механизма счетчика действует на нервы. Я вышел из машины и стал смотреть на окна дома.

На каком этаже, в какой квартире жил этот парень — неизвестно. Не пойдешь же по всем этажам искать его, да потом я надеялся, что он все-таки выйдет, ведь таким делом, как выписка жены из больницы, не шутят.

«Наверное, обедает, — решил я. Человек с работы, кушать захотел». Я ходил около машины, по очереди заглядывая то на окна, то на циферблат таксометра. Вот уплыли две девятки, уступив место нулям, а впереди появилась цифра два. Я повернул рукоятку, счетчик замер. Что делать: уезжать или ждать? Еще раз посмотрев с тоской по всем этажам, я вдруг увидел, что со второго этажа машет мне рукой старушка, приглашая подняться наверх. Бегу на зов. Старушка открыла дверь своей квартиры и шепотом сообщила мне:

— Я несколько раз смотрела в окно на вас. Вы, наверное, пассажира ждете? Только едва ли он придет. Тут намедни один шофер этого пассажира бил прямо на лестнице, только вот не знаю, как он его разыскал. Идите на четвертый этаж в квартиру номер шестьдесят семь.

Я объяснил ей, что мой клиент молодой парень и что выписывает жену с ребенком из роддома.

— Это он, — уверила женщина. — Только никакой у него жены нет, живет с матерью, которая прямо измучилась с ним. Да и не говорите, что я вас послала, уж больно боюсь шпаны этой.

Поднимаюсь наверх. Квартира номер шестьдесят семь. На звонок вышел плешивый мужчина с заспанными глазами, должно быть пенсионер. Я вошел в темную переднюю, и в тот момент, когда я заходил, в комнате напротив, из-под двери которой виднелся электрический свет, вдруг стало темно.

На мой вопрос, проживает ли здесь молодой парень (я описал его внешность), мужчина утвердительно кивнул головой и сказал:

— Да, живет. Только его, кажется, нет дома. Впрочем, сейчас посмотрим.

Мужчина толкнул дверь, она оказалась открытой. Когда я заглянул туда, то увидел на стуле красно-черную рубашку моего клиента, а на кровати бережно разложенный бутылочного цвета костюм.

Сомнения не было — он был где-то здесь.

— А что это за комната? — спросил я, указывая на дверь, за которой погас свет.

— Это ванная.

Все было ясно. Я рассвирепел. Дверь, конечно, была закрыта. Я стал громко кричать, грозя, что сейчас взломаю дверь и набью ему морду, чтобы в следующий раз было неповадно. Так как дверь на лестницу была полуоткрыта, на мой крик из соседних квартир сбежались люди.

Только что я хотел свою угрозу привести в исполнение и поднял ногу, чтобы ею ударить в дверь и сорвать запор, как в переднюю вошла женщина и зажгла свет. Ей было лет под пятьдесят. Каштановые волосы с проседью собраны в пучок. На ней было простое сатиновое платье, а в руках она держала хозяйственную сумку с продуктами. На лице, когда-то красивом, пролегли глубокие печальные складки.

— Что здесь происходит? Отчего такой шум?

— Сашка твой на такси приехал, да деньги не уплатил. В ванной отсиживается, — съехидничал пенсионер.

— Как, опять? Сашка! Вот наказание мое. И что мне с ним делать?

Из ванной комнаты ни одного звука. Женщина дернула за ручку:

— Открой, говорю я тебе, долго ты меня позорить будешь, негодяй ты этакий?!

Но все было тщетно. Сашки как будто там и не было.

— Сколько он вам должен? — спросила она.

Я назвал сумму.

Подавая мне деньги, она попросила:

— Не шумите больше, пожалуйста, от позора и так не знаешь, куда глаза девать. Вот связался со стилягами. Совсем испортился.

Я понимал горе матери, и мое негодование утихло. Я молча взял два рубля и поспешил вниз к машине.

1961 год

Под новым Автозаводским мостом открылся девятый таксомоторный парк.

Автотранспорт сейчас беспрепятственно пересекает одну из самых путаных площадей — Октябрьскую. На нее выходило сразу семь улиц. В свое время здесь была установлена сложная сеть светофоров, с помощью которой регулировалось движение транспорта. И все равно это не облегчало положения. С постройкой большого транспортного тоннеля по направлению Садового кольца дело изменилось к лучшему. Теперь заторов транспорта в этом мощном узле улиц нет.

Было в Москве еще одно место, где наблюдались большие заторы транспорта, это развилка Ленинградского и Волоколамского шоссе. Здесь также построен транспортный тоннель.

К открытию XXII съезда транспорт начал курсировать по третьему тоннелю — по улице Чайковского, на пересечении Кутузовского проспекта с проспектом Калинина.

Итак, в Москве к концу года было сооружено семь транспортных пересечений и более двадцати пешеходных тоннелей. Теперь тоннели для транспорта и пешеходов стали в городе обычными сооружениями.

Самолет уходит в семь

Стояла чудесная сухая осень. Закончив ночную смену, в шестом часу утра я спускался по Садовой-Самотечной улице. Еду тихонько вдоль тротуара. План я выполнил, спешить некуда, да и Москва в это воскресное утро еще спала.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.