Из Еврейской Поэзии XX Века - [12]

Шрифт
Интервал

Нет, не отсюда откроются времена и пространства.
Не поймет и не будет понят, покуда песня его
Не зазвучит на чужих языках, и придел свой
он не покинет,
Чтобы одним дыханьем с чуждым миром дышать;
И его одежда, сшитая по законам
Своего поколенья, будет на нем древней,
Чем на муже, спустившемся с Галаада…
Вот, окунувшись, из Иордана он
Вышел и, бросив там свою ветхость, побрел, гонимый
Ветром времен и пространств… И внезапно здесь
Оказавшийся, озирается в страхе
Средь воюющих призраков,
Обступивших его…

Из поэмы «Дождливые дни 1957 года»

Вот неспешно идет еврей в государстве еврейском.
Вечер, зелень деревьев с двух сторон песчаной дороги…
Прежде хаживал так еврей в Польше или в Литве —
Гойских странах — в осенней поблекшей одежде
Под крылами Шехины.
Ой, печальна была она, как голубица
Между нечистыми птицами, что ненавистью полны,
Наша добрая, милостивая Шехина!
Так прохаживается еврей, восклицая мысленно:
«Бог мой!
Вот бы в лазурном празднике чуда через море сюда
Все местечки смогли убежать вместе с сутолокой
еврейской:
Люди из вышнего мира, заучивающие нараспев;
Мелочь птичья, принцы без царства, еловая молодежь,
Сочно-ветвистая, будоражители вселенной,
Бунтари, способные строить и защищать;
Натрудившиеся сучковатые люди и неудачливые купцы,
Те, что долгие годы сохнут по доброй вести;
Знатоки мировых широт и глубин, служители мысли,
У которых нет под ногами собственной почвы, чтобы
творить…
Эх, местечки с ландшафтами их, деревьями и цветами,
Синевой и зноем небесных вод…
Миллионы теплых евреев с буднями и всем тарарамом,
Себе под нос напевающих „баби-бам“,
С субботне-праздничным их переходом-
к-Богу-благословен-Он!
Прилепились бы здесь к Яффе и Ашкелону, Кармиэлю и
Цфату, став
Периферией, полной любви к короне нашей —
Иерусалиму!
Бог мой! Увы, почему этого нет?
Что значит — нет? Почему этого нет?..»

1957

От переводчика

Предлагая подборку стихов шести еврейских поэтов, я хотел бы, насколько удастся, прояснить неизвестность, обычную для случая «в переводах». Адекватность прочтения требует адекватного представления о концепции переводчика, и не только в аспекте трактовки переводимого,[1] но и в плане живой проблемы диалектики подлинности — того, что понимать как существенное представительство.

Здравый смысл совершенно законно требует усомниться. Разве реально перевести стиховую форму со всеми ее особенностями и нюансами — рифмами, ритмом, музыкой, звукописью и проч.? Разумеется, нет. Значит, то, что получится — будет, — пусть художественно удачной, — выдумкой переводчика? Где провести уверенную границу между домыслами посредника и настоящим предметом культурного интереса — подлинным произведением? Можно ли в другом языке, тем более, с непохожим строем не утратить того, что называют (для меня загадочное понятие) «духом оригинала»? Эти сомнения справедливы вполне. Никаким старанием не создать достоверно копирующего перевода. И все же. Сама нужда в поэтическом переводе — есть уже усмотрение, пусть не всегда опознанного, его созидательного потенциала.

На пути поэзии языковой барьер — категория абсолютная. Нет и не может быть мостов и лазеек, позволяющих произведению напрямую, не расставшись со своим языковым бытием, перейти в другую языковую действительность.

Преодолеть невозможное возможно только тогда, когда в полной мере осознается необходимость нового через прерыв воссоздания поэтической вещи, стремящейся выразить оригинал в системе другой речевой среды, изнутри ее актуального и живого контекста.

Сконцентрированность на том, что с языка на язык непереводимо, куда продуктивней перевернуть в позитивную, творческую проблему: что есть предмет поэтического перевода? Что мы собственно переводим с языка на язык? Только этот подход делает нас хозяевами ситуации, вводит труд в созидательную колею, требуя и вместе с тем позволяя ясно определить, что является подлинным содержанием, а что — лишь средствами для его воплощения. Суть, очевидно, не в реалиях образов, аллитерациях и размерах, то есть не в средствах поэзии, верно, непереводимых, поскольку в конечном счете не они предмет перевода. Подчиненные главному — идее оригинала (на всех ее уровнях — и смысловых, и эстетических), они выражают произведение лишь в контексте своей языковой действительности. Существенный разворот или субъект межязыкового тождества заключен в идее произведения, соотносясь с которой, поэт творил необходимую эстетическую орудийность.

Автор свободен в выборе поэтических средств. Аналогичной свободой пользуется поэт-переводчик, поскольку свобода должна входить в содержание перевода, выражая подлинность внутренних взаимодействий. Отличаясь от своеволия, уводящего в сторону от идеи оригинала, переводческая свобода подчинена установке на подлинное содержание, на адекватность по существу. Степень свободы подсказывается художественной идеей, являющейся ориентиром в выборе воссоздающих средств.

Только наличие смыслового стержня, позволяет определить формообразующее начало не повреждающей подлинность эстетики воссоздания. Если выражен смысл, то и «дух» приложится. Отсюда, решающий для перевода творчески строящий момент — выявление идеи оригинала, внутренней взаимосвязи его содержательных линий.


Еще от автора Перец Давидович Маркиш
Избранные стихотворения Ури Цви Гринберга

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Куча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Баллада о воинстве Доватора

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворения и поэмы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Баллада о двадцати восьми

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Наталья Алексеевна Решетовская — первая жена Нобелевского лауреата А. И. Солженицына, член Союза писателей России, автор пяти мемуарных книг. Шестая книга писательницы также связана с именем человека, для которого она всю свою жизнь была и самым страстным защитником, и самым непримиримым оппонентом. Но, увы, книге с подзаголовком «Моя прижизненная реабилитация» суждено было предстать перед читателями лишь после смерти ее автора… Книга раскрывает мало кому известные до сих пор факты взаимоотношений автора с Агентством печати «Новости», с выходом в издательстве АПН (1975 г.) ее первой книги и ее шествием по многим зарубежным странам.


Дядя Джо. Роман с Бродским

«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.


Том 5. Литература XVIII в.

История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.


Введение в фантастическую литературу

Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».


Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидению 1987 г.

Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.


Время изоляции, 1951–2000 гг.

Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».