Иван Грозный и Стефан Баторий: схватка за Ливонию - [46]

Цель кампании хранилась в тайне. Никто, кроме Батория и Замойского, не знал, куда будет направлен удар, и только догадывались, что целью его будет Псков.

15 июля король двинулся из Дисны в Полоцк; по пути к его армии присоединялись новые отряды. Лишь только он прибыл в Полоцк, явился гонец Христофор Дзержек, которого он отправлял к Ивану с предложением своих условий в ответ на условия, предлагаемые последним посольством царя. Иван прислал Баторию с гонцом столь длинное письмо, что король не преминул заметить, что, вероятно, царь описывает события, начиная с самого Адама. Но главным в этом письме была, конечно, не его длина, а то, что оно полно было обвинений всякого рода и по тону весьма оскорбительно.

Царь припоминал события со вступления Батория на престол. Дескать, королевские послы, Станислав Крыский со товарищи, написали перемирную грамоту и крест на ней целовали. Иван отправил после того своих послов в Польшу для скрепления договора. Но один из них, Карпов, умер в пути, и царь выражал подозрение, что смерть посла была насильственной. Остальных послов король принял высокомерно: против имени его, Ивана, не встал и об имени его не спросил; поэтому послы и посольства не правили. Затем Баторий прислал к нему гонца Петра Гарабурду с «бездельною грамотою», чтобы перемирный договор был изменен и таким образом нарушено крестное целованье. «Не по христианскому обычаю захотел еси делати», — писал Иван, замечая, что нарушение присяги не допускается и в «бусурманских государствах»; не допускали ничего подобного и предшественники Батория. Но и после этого Иван увещевал короля через своего гонца Андрея Михалкова докончить мирный договор. Но Баторий не послушался и, сломав присягу послов своих, «выбил» царских послов из своей земли, как злодеев. Затем, прислав гонца своего Лопацинского с грамотой, в которой про царствование Ивана были написаны многие неправые слова, король пришел под Полоцк, отчину Ивана, с его изменниками Курбским, Тетериным, Заболотским и иными и взял крепость изменой. Мало того, город Сокол был сожжен новым умышлением, причем над мертвыми произведено было поругание, какое неизвестно и неверным. «Люди твои, — говорит Иван, — собацким обычаем делали, выбирая воевод и детей боярских лучших мертвых, да у них брюха взрезывали, да сало и желчь выймали, как бы волховным обычаем. Пишешься и зовешься господарем христианским, а дела при тобе делаются неприличные христианскому обычаю». Последующих послов Ивана принимал Баторий чрезмерно гордо, с такими укоризнами, каких царю не приходилось слышать ни от турецкого, ни от иных государей. Мало того, приказав послам явиться к Великим Лукам, король стал добывать крепость и в то же время требовал, чтобы послы посольство правили. «И тут которому посольству быть! — восклицает Иван. — Такая великая неповинная кровь христианская разливается, а послом посольство делати!.. Такой непобожности ни в бесерменских господарствах не слыхано, чтобы рать билася, а послы посольствовали… И волочил еси наших послов за собою осень всю, да и зиму всю держал еси их у себя, и отпустили еси их ни с чем, а тым всим нас укоряя и поругался нам».

Далее Иван высмеял последние условия, предложенные Баторием, и защищал, призывая в помощь историю, свои права на Ливонию. Он‑де государь наследственный, а Баторий пришлец только. И этот пришлец осмеливается не только отнимать у него наследственные владения, но требует еще выхода, то есть уплаты издержек. «А за что нам тобе выход давати, — спрашивает Иван. — Нас же ты воевал, да такое плененье учинил, да на нас же правь убыток. Кто тебе заставливал воевать? Мы тобе о том не били челом, чтоб ты пожаловал воевать. Правь собе на том, кто тебе заставливал воевать, а нам тобе не за что платити. Еще пригоже тобе нам тые убытки заплатити, что ты напрасно землю нашу приходя воевал, да и людей всех даром отдать».

На следующий день после прибытия Дзержека явился в Полоцк и московский гонец, привезший литовским сенаторам от московских бояр письмо с просьбой посодействовать установлению мира; Баторий в этом письме обвинялся в нарушении присяги и происходящем кровопролитии.

Король, несмотря на оскорбления, которые нанес ему Иван, переговоров не прервал. Но теперь московские послы отказывались от прежних своих предложений и соглашались уступить Речи Посполитой только четыре замка в Ливонии и города в Курляндии.

На следующий день, 19 июля, к послам явился папский нунций Антонио Поссевино, которого они приняли с большими почестями — вышли ему навстречу из своего шатра на далекое расстояние и после при всяком упоминании имени папы привставали со своих мест. Однако все убеждения Поссевино заключить мир на условиях Батория не увенчались успехом. Послы стояли на своем, не отступая ни на йоту от своих последних предложений. После того как Поссевино, возвратившись к королю, доложил о результате беседы с послами, Баторий снова дал им аудиенцию, но уже прощальную. В присутствии и от имени короля виленский воевода объявил им, что король, принимая во внимание пренебрежение к своей особе от их князя, который присылает столь изменчивые предложения, имеет основание искать возмездия на их особах, ибо они по своим поступкам не послы, а шпионы, но, будучи христианским государем, этого он не сделает; он предпочитает по отношению к ним проявить милосердие.