Иван Безуглов - [31]

Протягивая Тане пачку "Марлборо", он смотрел на девушку с любопытством. Похоже было, что ему, иностранцу и миллионеру, русские женщины доставались так легко, что нежданный отпор все-таки слегка смутил его. Торговавшее на доллары кафе было практически пусто. Поль заказал себе "Смирновской" с тоником, а Тане - порцию ее любимого Irish Cream. И то, и другое принесли в считанные секунды. Бокалы из простого стекла были чисто вымыты, официант по-американски приветлив.

- Я не хочу в сорок лет умереть от рака легких, - отвечала Таня. - Кроме того, я рассчитываю когда-нибудь иметь детей, а их здоровью курение может повредить еще больше, чем мне самой. Женщина не имеет права думать только о себе. На ней лежит ответственность и за здоровье молодого поколения.

Она поймала себя на том, что отводит взгляд от Верлена. Этот шумный, массивный, самоуверенный мужчина, который должен был казаться ей стариком, имел над ней загадочную власть. Даже запах "Эгоиста" волновал Таню, даже серебряная седина, густо покрывавшая голову Поля. К Ивану ее влекло совершенно по-иному - она знала, что может положиться на него, но во многом он и сам нуждался в защите. А Поль, развалившись в кресле и закинув ноги в ботинках на журнальный столик, изучал ее веселым и наглым, совершенно хозяйским взглядом, который совершенно не изменился после ее отповеди.  Нельзя сказать, что чувство, которое испытывала бы вещь в присутствии хозяина, если б была одушевленной, было вовсе неприятно Тане. Нет мужчины или женщины, который был бы уверен в тех глубинах своего подсознания, где дремлют звериные инстинкты, вытесненные в эти темные пещеры тысячелетиями цивилизации.

- Есть ли у вас дети, господин Верлен? - Таня отчаянно пыталась перевести разговор в более светское русло, как бы исключая из него настойчивые сигналы, исходящие от Верлена.

- Разумеется! - воскликнул тот, доставая из бумажника крокодиловой кожи цветные квадратики фотографий. - Двое сыновей. Трое внуков. Очаровательные крошки, не правда ли?

- А это?

С фотографии на Таню смотрела худощавая седая женщина с утомленным, печальным выражением лица.

- Это моя супруга, - сказал Поль с некоторым пренебрежением. - Не стану уверять, что между нами сохранилось то романтическое чувство, что тридцать пять лет назад. Но она прекрасная хозяйка, она замечательно воспитала моих детей. Правда, мы редко видимся последние годы. Я в постоянных командировках, у меня все время новые планы, новые впечатления. А жена так и осталась простой домохозяйкой.

- Но разве не ее тяжелому труду вы обязаны всеми своими успехами? - возмутилась Таня. - Как несправедливо устроен мир. Вы разъезжаете по свету, занимаясь увлекательной работой, а ваша жена, отдавшая вам все лучшие годы, сидит дома и тоскует. Почему вы не берете ее с собой?

- Ей будет скучно, - категорически заявил Верлен. - Кроме того, она ревнива и ограничена. Я люблю современных женщин, которые посвящают себя не только дому, но и всему миру. Женщин с образованием, с амбициями, со своими взглядами. Женщин, которые при этом ухитряются оставаться прекрасными... как вы, например, Таня... но больше я не буду говорить вам комплиментов, я уважаю ваши желания, - торопливо добавил он, - тем более, что ваш Иван с господином Тютчевым, - ей почудилось слабое ударение на слове ваш, - уже, должно быть, сейчас подойдут.

В каждом слове Поля она чувствовала скрытый намек, каждая фраза означала, казалось, больше, чем составлявшие ее слова.

Таня с тревогой понимала, что Поль давно уже переступил грань светского разговора - и ей не следовало, например, позволять ему намекать на ее увлечение Иваном. Однако придраться к его обтекаемым фразам было бы трудно, своей вежливостью Поль как бы нарочно отстранялся от нее, еще больше дразня ее сердце. О, будь он более настойчив и агрессивен, она нашла бы, что ему ответить! Но Верлен был осторожен, и потому переливы его вкрадчивого, мужественного баритона да многозначительная улыбка, поражали ее женское естество еще сильнее. За этот неполный час бедная Таня впервые в жизни поняла неодолимую силу соблазна. Да, прошлой ночью ей хотелось броситься в объятия к Ивану - но это был зов сердца. К Полю ее подталкивало даже не сердце, а нечто куда более звериное и первобытное.

- Вы правы, Поль, - сказала она обессиленным голосом, - сейчас они действительно должны подойти.

- Скажите, Таня, - Верлен потушил сигару и подвинулся на самый краешек кресла, - нравлюсь ли я вам? Вы можете быть откровенны - ведь завтра я уезжаю.

- Мы увидимся в Монреале, - сказала Таня.

- Если вас захочет взять ваш Безуглов, - ядовито улыбнулся Поль. - А он, по-моему, не слишком пышет этим желанием. И почему бы нам с вами не встретиться в нерабочее время?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Приятное, чуть полноватое лицо господина Верлена, едва они с Таней, Безугловым и Тютчевым вошли в аэропорт, на глазах вытянулось, будто миллионера заставили съесть довольно крупных размеров лимон. Впрочем, он сразу понял, почему Иван с помощниками взялся его провожать. До сих пор Верлен вылетал в Канаду из Санкт-Петербурга, и не знал, какой сюрприз ожидает его в Шереметьево.