История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1 - [75]
Под вечер пришли женщины, ни красивые, ни уродливые, и пять или шесть аббатов, по виду студентов. Все эти господа слушали с большим вниманием все, что я говорил, и я оставил их строить свои гипотезы. Донна Сесилия сказала адвокату, что он хороший художник, но его портреты не похожи, он ей ответил, что она меня видит в маске, и я сделал вид, что соглашаюсь с его унизительным доводом. Донна Лукреция сказала, что находит меня абсолютно таким же, а донна Анжелика утверждала, что воздух Рима придает иностранцам совсем другой вид. Все аплодировали ей за ее высказывание, и она покраснела от удовольствия. После четырех я убежал, но адвокат выбежал за мной, чтобы сказать, что донна Сесилия желает, чтобы я стал другом дома и заходил в любое время без церемоний. Я вернулся в свою гостиницу, довольный, потому что компания меня очаровала.
На следующий день я представился аббату Гама. Это был португалец, выглядящий на сорок лет, с красивым лицом, выражающим искренность, веселость и ум. Его приветливость внушала доверие. Его язык и манеры были таковы, что он мог бы сойти за римлянина. Он сказал мне в сладких выражениях, что его превосходительство сам отдал распоряжение дворецкому, чтобы тот приискал мне квартиру во дворце. Он сказал мне, что я буду обедать и ужинать с ним за столом секретариата, и что в ожидании, пока я не выучу французский, я буду заниматься, без особого напряжения, выписками из писем, которые он мне будет давать. Он даст мне также адрес учителя языка, с которым он уже договорился. Это римский адвокат по имени Далака, который живет практически напротив дворца Испании. После этого краткого инструктажа и заявления, что я могу рассчитывать на его дружбу, он отвел меня к дворецкому, который, записав мое имя внизу листа большой книги, заполненной другими именами, дал мне, как аванс содержания за три месяца, шестьдесят римских экю в банкнотах. Затем он поднялся со мной на третий этаж, следуя за гвардейцем, чтобы отвести меня в мою квартиру. Она состояла из прихожей и комнаты с альковом, смежной с кабинетом, все прилично меблированное. После этого мы вышли, и слуга дал мне ключ, сказав, что он будет прислуживать мне каждое утро. Он отвел меня к дверям, чтобы представить швейцару. Не теряя времени, я пошел в свою гостиницу, чтобы распорядиться перенести во дворец Испании весь мой маленький багаж.
Вот и вся история моего внезапного водворения в дом, где я должен был сделать большую карьеру, при условии поведения, которое я, такой, как я есть, обеспечить не мог. Volentem ducit nolentem trahit[72]. Я, прежде всего, отправился к моему ментору, отцу Жеоржи, чтобы отчитаться ему во всем. Он сказал мне, что я могу считать начало моей дороги положенным, и, поскольку я в высшей степени хорошо устроен, мое счастье отныне зависит исключительно от моего поведения. Запомните, сказал мне этот мудрый человек, что, чтобы сделать его безупречным, вы должны сдерживать себя, и все, что может случиться с вами пагубного, не может считаться ни как внешнее зло, ни как рок; эти имена не имеют смысла, все это – ваши ошибки.
– Мне очень жаль, преподобный отец, что моя молодость и неопытность часто заставляют вас беспокоить. Я буду вам в тягость, но вы найдете меня покорным и послушным.
– Вы найдете меня порой слишком суровым; но я предвижу, что вы не всегда будете мне рассказывать все.
– Все, абсолютно все.
– Позвольте мне засмеяться. Вы не сказали мне, где вы провели вчера четыре часа.
– Это не имеет никакого значения. Я познакомился с ними во время путешествия. Я думаю, это приличный дом, где я смогу часто бывать, по крайней мере, если вы не скажете мне обратного.
– Боже сохрани. Это очень порядочный дом, посещаемый людьми хорошего круга. Вас можно поздравить с таким знакомством. Вы понравились всей компании, и они надеются вас к себе привязать. Я обо всем узнал нынче утром. Но вы не должны часто посещать этот дом.
– Я должен сразу их покинуть?
– Нет. Это было бы нечестно с вашей стороны. Ходите туда один или два раза в неделю. Никакого постоянства. Вы вздыхаете, дитя мое.
– Нет, правда. Я вас послушаюсь.
– Я хочу, чтобы это не было послушанием; и чтобы ваше сердце из-за этого не страдало; но в любом случае, это надо преодолеть. Помните, что у разума нет большего врага, чем сердце.
– Но, однако, их можно согласовать.
– Вы себе льстите. Доверьтесь «Animum» вашего любимого Горация. Вы знаете, что нет середины, nisi paret imperat.[73]
– Я это знаю. Compesce catenas[74], говорит он, и он прав; но в доме донны Сесилии мое сердце не находится в опасности.
– Тем лучше для вас. Вы не расстроитесь от потери, просто, не следует посещать их часто. Помните, что моя обязанность – вам верить.
– А моя – следовать вашим советам. Я зайду к донне Сесилии еще несколько раз.
С отчаянием в душе я взял его руку, чтобы поцеловать; он ее забрал, прижал меня крепко к груди и отвернулся, не давая мне увидеть его слезы.
Я обедал в отеле Испании, рядом с аббатом Гама, за столом, где сидели десять – двенадцать аббатов, потому что в Риме все являются, или хотят быть, аббатами. Никому не запрещено носить платье аббата, все, кто хочет быть уважаемым, его носят, кроме дворян, не делающих церковной карьеры. За этим столом, где я никогда не говорил о своем наболевшем, приписали мое молчание моей проницательности. Аббат Гама пригласил меня провести с ним день, но я уклонился, чтобы пойти писать письма. Я провел семь часов за написанием писем дону Лелио, дону Антонио, моему юному другу Паоло и епископу Марторано, которые доброжелательно ответили, что хотели бы быть на моем месте.
Бурная, полная приключений жизнь Джованни Джакомо Казановы (1725–1798) послужила основой для многих произведений литературы и искусства. Но полнее и ярче всех рассказал о себе сам Казанова. Его многотомные «Мемуары», вместившие в себя почти всю жизнь героя — от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего — Вольтером, Екатериной II неоднократно издавались на разных языках мира.
Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme.
«История моей жизни» Казановы — культурный памятник исторической и художественной ценности. Это замечательное литературное творение, несомненно, более захватывающее и непредсказуемое, чем любой французский роман XVIII века.«С тех пор во всем мире ни поэт, ни философ не создали романа более занимательного, чем его жизнь, ни образа более фантастичного», — утверждал Стефан Цвейг, посвятивший Казанове целое эссе.«Французы ценят Казанову даже выше Лесажа, — напоминал Достоевский. — Так ярко, так образно рисует характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен его рассказ!».«Мемуары» Казановы высоко ценил Г.Гейне, им увлекались в России в начале XX века (А.Блок, А.Ахматова, М.Цветаева).Составление, вступительная статья, комментарии А.Ф.Строева.
О его любовных победах ходят легенды. Ему приписывают связи с тысячей женщин: с аристократками и проститутками, с монахинями и девственницами, с собственной дочерью, в конце концов… Вы услышите о его похождениях из первых уст, но учтите: в своих мемуарах Казанова, развенчивая мифы о себе, создает новые!
Великий венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова (1725—1798) — один из интереснейших людей своей эпохи. Любовь была для него жизненной потребностью. Но на страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает не только как пламенный любовник, преодолевающий любые препятствия на пути к своей цели, но и как тонкий и умный наблюдатель, с поразительной точностью рисующий портреты великих людей, а также быт и нравы своего времени. Именно поэтому его мемуары пользовались бешеной популярностью.
Знаменитый авантюрист XVIII века, богато одаренный человек, Казанова большую часть жизни провел в путешествиях. В данной брошюре предлагаются записки Казановы о его пребывании в России (1765–1766). Д. Д. Рябинин, подготовивший и опубликовавший записки на русском языке в журнале "Русская старина" в 1874 г., писал, что хотя воспоминания и имеют типичные недостатки иностранных сочинений, описывающих наше отечество: отсутствие основательного изучения и понимания страны, поверхностное или высокомерное отношение ко многому виденному, но в них есть и несомненные достоинства: живая обрисовка отдельных личностей, зоркий взгляд на события, меткие характеристики некоторых явлений русской жизни.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Погомас, который в Генуе назвался Пассано, поскольку все его знали, представил мне свою жену и свою дочь, некрасивых, грязных и наглых. Я быстро от них избавился, чтобы наскоро пообедать с моей племянницей и отправиться сразу к маркизу Гримальди. Мне не терпелось узнать, где обитает Розали.Лакей сенатора сказал мне, что его светлость находится в Венеции, и что его не ждут раньше конца апреля. Он отвел меня к Паретти, который женился через шесть или семь месяцев после моего отъезда.Сразу меня узнав, он показал, что рад меня видеть, и покинул свою контору, чтобы пойти представить меня своей жене, которая при виде меня испустила крик восторга и кинулась ко мне с распростертыми объятиями.
«Решившись заранее провести шесть месяцев в Риме в полном спокойствии, занимаясь только тем, что может мне предоставить знакомство с Вечным Городом, я снял на следующий день по приезде красивые апартаменты напротив дворца посла Испании, которым сейчас был монсеньор д’Аспурю; это были те апартаменты, что занимал учитель языка, у которого я брал уроки двадцать семь лет назад, когда был на службе у кардинала Аквавива. Хозяйкой этого помещения была жена повара, который приходил с ней спать только раз в неделю.
«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры.