История XX века в лицах: Тайные факты о людях, делавших историю - [5]

Не в последнюю очередь монарх был примером и своим платьем. То, что он вводил в свет, благодарно принималось и копировалось. Матросский костюм быстро стал в немецких семьях любимым предметом одежды. Во многих домах присутствовало фотографическое изображение кайзера, большей частью в виде портрета, но все чаще и в естественных позах: семейные фотографии, фотографии за письменным столом, репортажные снимки приемов, парадов, открытий памятников, кавалькад, охот, официальных визитов и круизов украшали жилые комнаты подданных. Они, казалось, косвенно принимали участие в частной и общественной жизни своего повелителя — и любили его за эту мнимую близость к народу.

Для обычной немецкой семьи кайзер и его родственники на «непринужденных» снимках в иллюстрированных журналах становились живыми: Вильгельм позировал перед камерой как заботливый отец со своим младшим отпрыском, всегда был готов к играм и забавам как любящий отец в отпуске, даже когда делал гимнастику на палубе своего корабля «Гогенцоллерн». Бернхард фон Бюлов, рейхсканцлер и премьер-министр Пруссии, констатировал: «Немецкий народ не хочет кайзера-тени, немецкий народ хочет кайзера из плоти и крови». И он получил даже больше: кайзера, который постоянно был представлен как маяк, который должен был находиться на переднем плане, но который мог продаваться по заниженным ценам. Иногда тиражи публикаций достигали сотен тысяч. С императорскими знаками отличия Вильгельм выглядел как настоящий владыка. Он предпочитал дарить фотографии своей особы — разного размера, цвета и с разными сюжетами. Высшей милостью считалось получить в подарок фото вместе с кайзером, в идеальном случае еще раскрашенное и снабженное собственноручной подписью Вильгельма! В германских землях возникла целая иерархия фотографий, как с орденами и чинами.

«Мы не хотим никого отодвигать в тень, но мы требуем и своего места под солнцем».

Бернхард фон Бюлов о Вильгельме II, 6 декабря 1897 г.

Фотографии кайзера создавали впечатление совершенно особого рода деятельности — большого бала-маскарада, почти венецианского карнавала. Вильгельм обладал чрезвычайно острым чутьем на все красочное и эффектное. Если его дед предпочитал заниматься государственными делами втайне и на расстоянии, без всякой шумихи, то Вильгельм создал новый облик властителя. В центре стоял он, германский кайзер; на него были направлены взгляды всех, его стремление к одобрению и аплодисментам должно было обеспечиваться физическим и графическим присутствием. Вильгельм видел в себе самом меру всех вещей.

Так было и при опасных внешнеполитических неудачах. Когда летом 1900 г. китайские повстанцы, «боксеры», штурмовали пекинский дипломатический квартал и убили при этом немецкого посланника барона Клеменса фон Кеттелера, Вильгельм громогласно заявил, что желает «видеть весь Пекин стертым с лица земли». Провожая в Бремерхафене германский экспедиционный корпус на подавление боксерского восстания, кайзер произнес свою пресловутую «речь о гуннах», основной пассаж которой вызвал бурю международного возмущения: «Когда вы сойдетесь с врагом, он будет разбит! Пощады не будет! Пленных не брать! Попавшие к вам в руки будут обречены! Как тысячу лет назад гунны под предводительством Аттилы создали себе имя, которое и сейчас сохраняет в преданиях свое величие, так пусть и имя «Германия» в Китае станет известно также, чтобы никогда больше ни один китаец не осмелился даже косо посмотреть на немца».

«Он был ленив и падок на развлечения. Отмечать праздники, путешествовать, показываться на людях, верхом на жеребце вести свою гвардию на маневрах на штурм, на княжеских банкетах обмениваться тостами с равными ему, сидеть в королевской ложе разряженным, как павлин, не отводя взгляда от публики, поглаживая усы, — такой была его жизнь».

Голо Манн

Вильгельм во всю мочь бил в литавры, только невпопад. Такие угрозы выставили Германию в глазах мировой общественности в двусмысленном свете.

Во внутренней политике его величество также попал в затруднительное положение. В интервью лондонской ежедневной газете «Дэйли телеграф» в 1908 г. Вильгельм посетовал, что в Германии он испытывает трудности, поскольку стремится к сближению с Великобританией. Основное предложение звучало так: «Преобладающие чувства в большей части среднего и низшего классов моего собственного народа к Англии недружественные. Я, так сказать, нахожусь в меньшинстве в своей собственной стране, но это меньшинство лучших кругов».

Интервью вызвало в Германии скандал: англофил-кайзер в англофобской Германии — на кайзера обрушился шквал насмешек и издевательств, и он оказался на грани отречения от престола. Его публичные речи были театральны, воинственны, зачастую агрессивны, недипломатичны, бестактны, часто он произносил их нс в то время и не в том месте. Они выдавали в нем властителя, которому нс по плечу его пост.

Из-за своей неприятной бестактности Вильгельм попадал в газетные заголовки и, конечно, порой в карикатурах становился мишенью журналистских забав. Во избежание упреков в желании высмеять кайзера журналы вроде «Симплициссимуса» иногда изображали Вильгельма не целиком: показывали, например, руку, сапог или верхнюю часть туловища. Применялись также символы вроде солнца или льва. Таких метафор обычно было достаточно, чтобы создать у зрителя ассоциацию с Вильгельмом. При его пристрастии к технике, мундирам, парадам, путешествиям, охоте и кораблям нашлись выразительные признаки, служившие синонимами монарха. Вильгельм таким образом стал «медиа-звездой» в эпоху, когда было мало средств массовой информации, которые могли бы создавать образ «звезды». Вильгельм фон Ильземан, сын кайзеровского адъютанта, сообщает о появлении Вильгельма II: «Он производил огромное впечатление, прежде всего на детей, особенно своими глазами. У него были очень ясные, очень голубые глаза, очень внимательный взгляд. И еще у него был очень низкий голос». Кайзер Вильгельм был продуктом страстных желаний своего народа.