История XX века: Тайны, загадки и мифы - [105]

Однако он тоже не знал, как остановить этот процесс. Правда, он предлагал конфедерацию. Однако время поэтапных планов прошло. История ускорила темп. Востребованы были не мелкие шаги, а решительный бросок. И если единство Германии уже не остановить, может, стоит требовать за нее плату побольше?

В то время как политическая верхушка искала правильный путь, внизу поднимался шум. В конце января 1990 г. от одного старого друга маршал Ахромеев узнал о страхах советских офицеров в Германии. Особо взрывоопасны были доверительные беседы: генерал западной группы войск недвусмысленно предупредил Ахромеева: «Для армии опаснее будет ничего не делать».

Сформировались противники курса Горбачева. Валентин Фалин сформулировал несколько докладных записок на имя Горбачева. Перед встречей генерального секретаря с немецким федеральным канцлером Фалин писал: «Среди всех государств Центральной и Восточной Европы ГДР имеет для Советского Союза наибольшее значение. ФРГ ведет себя безответственно. Она создает ситуацию, в которой нам самим односторонний вывод советских войск из Германии представляется оптимальным решением. С Гельмутом Колем нужно говорить прямо».

Горбачев не внял этому совету. После визита 10 февраля 1990 года в 22.04 немецкий канцлер выступил перед международной прессой: «Генеральный секретарь Горбачев и я согласны с тем, что исключительным правом немецкого народа является принятие решения о том, хочет ли он жить вместе в одном государстве». Всем было ясно: решение немцев будет однозначным. Весть о том, что Горбачев согласился на воссоединение, встревожило внутриполитических противников генерального секретаря. Если воссоединение произойдет, то, с точки зрения консерваторов, речь должна идти об ограничении ущерба. А это означало: объединенная Германия не должна стать членом НАТО.

Решение было принято на высшем уровне. 31 мая 1990 года в Вашингтоне президент США Джордж Буш и генеральный секретарь Горбачев тет-а-тет беседовали о будущем Германии. В самом начале Валентин Фалин снова попытался обратить внимание генерального секретаря на другую точку зрения относительно советских интересов в плане безопасности. В двух докладных записках 10 февраля и 18 апреля он описывал военную составляющую германского вопроса. Он критиковал стремления присоединить «территорию ГДР к сфере действия НАТО» и требовал «внеблокового состояния», т. е. немецкого нейтралитета при ограниченных вооруженных силах. Тщетно.

Горбачев заявил в Вашингтоне: «США и Советский Союз выражают мнение, чтобы объединенной Германии предоставить право самой принимать решение, к какому союзу она желает принадлежать».

Я думаю, что между Советским Союзом, ФРГ и ГДР нет расхождения мнений о единстве и о праве людей самим принимать решение о дальнейшем развитии.

Михаил Горбачев

В конце переговоров Ахромеев заявил американскому советнику по вопросам безопасности Коднолизе Райс: «Если немцы хотят объединяться, то они это сделают. Но они не должны входить в западный блок. Если Германия станет членом НАТО, значит, Советский Союз в конце проиграл войну». Когда Райс сослалась на то, что Горбачев, похоже, не разделяет такое мнение, Ахромеев ответил: «Вопрос в том, говорит ли еще генеральный секретарь от имени советского руководства».

Глава КГБ Владимир Крючков сегодня уверен: «На стороне Горбачева стояли тогда один — два человека, поддерживавшие его в преобразовании политики. А на другой стороне стояло подавляющее большинство нашего руководства, все несогласные с его методами и его действиями».

В начале мая 1990 года маршал Ахромеев услышал от своего близкого друга из высшего командования западной группы войск: «Мы должны свергнуть Горбачева. Он потеряет Литву, он потеряет ГДР, он разрушит Красную армию».

Ахромеев медлил. «Мы должны научиться решать свои конфликты мирным путем». Ответ был четким: «Я не хочу войны, но я и не хочу руководства, которое предает важнейшие интересы Советского Союза». Ахромеев советовал подождать. Он возлагал надежды на июльский съезд КПСС, где следовало сформировать внутрипартийное сопротивление Горбачеву и взять новый курс. Человек, который был готов осуществить перемену курса, — Егор Лигачев.

1 июля в Москве начался XXVIII съезд КПСС. После длительных дискуссий и напряженных выборов через 12 дней делегаты аплодировали своему вновь избранному руководству. Принимавший овации съезда Михаил Горбачев взял верх над внутрипартийными противниками и снова был утвержден на своем посту.

Наш генеральный секретарь давно сказал, что мы ни при каких обстоятельствах не имеем права оставить ГДР. Советский народ нам этого не простит.

Сергей Ахромеев, маршал Советского Союза

Его противник Егор Лигачев объяснил впоследствии причины своего поражения: «Мы не были готовы вести активную политическую борьбу. Такого опыта у нас не было. Члены Политбюро были весьма разобщены между собой. Кроме того, мы до последнего момента не могли поверить, что Горбачев готов разрушить все, чему он, собственно, посвятил свою жизнь».

Борьба за новый курс продолжалась и за кулисами съезда партии. 9 июля Фалин снова попытался уговорить Горбачева изменить курс. На этот раз, излагая проблемы на предстоящих переговорах с немецким правительством в подробной докладной записке, он не ограничился письменными выпадами, а искал прямой контакт. В полночь в приемной генерального секретаря зазвонил телефон. Фалин заклинал Горбачева помещать членству Германии в НАТО. А если это невозможно, то хотя бы добиться для воссоединенной ФРГ французского статуса в НАТО. Горбачев прореагировал сдержанно: «Я сделаю все, что смогу. Но боюсь, что поезд уже ушел».