История - [11]
40. Под напором мечущейся толпы Гальбу кидало от одной базилики[121] к другой, от одного храма к другому, и зрелище, которое открывалось перед переполнявшими их людьми, вселяло ужас. И зажиточные граждане, и бедняки, с растерянными лицами, не произнося ни слова, напряженно прислушивались. Шума не было, но не было и спокойствия, — царило молчание, какое обычно сопутствует великому страху и великому гневу. Тем не менее Отону доложили, будто чернь вооружается. Он приказывает немедленно выступить и предупредить опасность. И вот римские солдаты, словно бы они спешили изгнать Вологеза или Пакора с древнего престола Аршакидов[122], а не убить своего старого и безоружного императора, разбрасывают толпу, отталкивают сенаторов и, потрясая оружием, на всем скаку[123] врываются на Форум. Ни вид Капитолия, ни грозно высящиеся со всех сторон храмы, ни уважение к принцепсам, бывшим и будущим, не в силах остановить их.
41. Завидев приближающихся вооруженных преторианцев, знаменосец отряда, охранявшего Гальбу (говорят, это был Атилий Вергилион), сорвал с древка изображение императора[124] и бросил его на землю. Это значило, что армия целиком перешла на сторону Отона; Форум мгновенно опустел; народ разбежался; преторианцы с дротами в руках преследовали тех, кто замешкался. Носильщики императора дрожали от страха — возле бассейна Курция[125] Гальба вывалился из носилок и покатился по земле. Последние слова Гальбы передают по-разному те, кто ненавидел его, и те, кто им восхищался. Одни утверждают, что он молил объяснить, в чем его вина, и просил даровать ему несколько дней жизни, дабы успеть раздать солдатам деньги. Большинство же рассказывает, что он сам подставил убийцам горло со словами: «Делайте, что задумали, и убейте меня, если так нужно для государства». Впрочем, убийцам было все равно, что он говорит. Кто именно убил его, в точности неизвестно. Одни называют ветерана Теренция, другие — Лекания; чаще же всего приходится слышать, что меч в горло Гальбы погрузил солдат пятнадцатого легиона[126] Камурий. Остальные изрезали ему ноги и руки (ибо грудь принцепса была закрыта панцирем) и, движимые дикой злобой, нанесли еще множество ран уже мертвому обезображенному телу.
42. Затем солдаты набросились на Тита Виния. И тут тоже в точности неизвестно, действительно ли у него от испуга перехватило горло или он успел крикнуть, что Отон не велел его убивать. Последнее он мог придумать со страха, но не исключено, что тем самым он признал свою причастность к заговору. Жизнь его, да и вся его дурная слава делают очень вероятным, что он был соучастником того самого заговора, который и возник-то из ненависти к нему. Он упал возле храма божественному Юлию[127] от первого же удара, который пришелся ему под колено, и тут же легионер Юлий Кар пронзил его насквозь.
43. В тот день мы стали свидетелями доблестного поведения замечательного человека — Семпрония Денса. Это был центурион когорты, которой Гальба поручил охранять Пизона. С одним кинжалом выбежал он навстречу нападавшим, вооруженным с головы до ног, стал поносить мятежников, отвлекая на себя убийц то голосом, то жестами, и дал-таки Пизону, хотя и раненому, возможность бежать. Пизон пробрался в храм Весте[128], где сторож, государственный раб, из сострадания принял его и скрыл в своей каморке. Только уединенность этого места, а не почтение, внушаемое религией, не святость храма позволили Пизону хоть немного отсрочить надвигавшуюся на него гибель. Он все еще прятался там, когда в храм явились служивший в британских когортах Сульпиций Флор, лишь недавно получивший из рук Гальбы римское гражданство, и один из телохранителей — Стаций Мурк. Отон дал им особый приказ убить Пизона, и они рвались исполнить порученное дело. Они вытащили Пизона из того места, где он скрывался, и убили его на пороге храма.
44. Рассказывают, что ни одно убийство не доставило Отону столько удовольствия и ни одну голову он не рассматривал с такой жадностью, — оттого ли, что только теперь он смог вздохнуть свободно и впервые стал ощущать настоящую радость, а может быть, воспоминания о величии Гальбы, о дружбе с Титом Винием все же омрачали его безжалостную душу, тогда как радоваться смерти Пизона — врага и соперника — казалось ему справедливым и естественным. На высоко поднятых пиках, рядом с орлом легиона, проносили окруженные боевыми значками головы убитых; тот, кто действительно убивал, и тот, кто лишь при этом присутствовал, тот, кто говорил правду, и тот, кто лгал, наперебой показывали измазанные кровью руки и похвалялись своими преступлениями, словно прекрасными и достопамятными подвигами. Позже Вителлий обнаружил больше ста двадцати ходатайств о вознаграждении за услуги, оказанные в этот день; он приказал разыскать и казнить всех, кто подавал эти ходатайства, не из уважения к памяти Гальбы, а чтобы, внушив страх современникам, обезопасить самого себя от повторения подобных заговоров и подать пример своим преемникам на случай, если и его постигнет та же участь.
