История - [12]

45. И сенат, и народ как будто подменили: отталкивая друг друга и обгоняя тех, кто забежал вперед, все бросились в лагерь преторианцев, поносили Гальбу, прославляли мудрость солдат, целовали Отону руки и тем громче выражали свою преданность, чем лицемернее она была. Отон принимал благосклонно всех и каждого, солдат же сдерживал голосом и выражением лица, не давая их алчности и жестокости вырваться наружу. Они требовали казни кандидата в консулы Мария Цельза, друга Гальбы, до конца остававшегося ему верным, и ярость их вызывали именно энергия Цельза и его безукоризненная честность, словно то были худшие человеческие свойства. Было ясно, что они хотят истребить всех лучших людей и только ждут момента начать грабежи и убийства. Власть Отона пока еще не была настолько полной, чтобы он имел возможность запретить злодеяния, но уже была достаточной, чтобы он мог отдавать приказания. Он притворился разгневанным, велел заковать Цельза в кандалы и под тем предлогом, что хочет придумать для него наиболее мучительную казнь, спас его от немедленной гибели.

46. С этого времени все делалось по произволу преторианцев. Даже префектов они стали выбирать себе сами, — сначала Плотия Фирма, некогда служившего в телохранителях, позже командовавшего отрядами городской стражи и перешедшего на сторону Отона, когда вся власть была еще в руках Гальбы, затем — Лициния Прокула, который, будучи близким другом Отона, вероятно, содействовал его замыслам. Префектом города сделали Флавия Сабина, идя в этом по стопам Нерона, при котором Сабин занимал ту же должность; многие помогали этому избранию еще и потому, что за спиной Сабина, как они считали, стоял его брат Веспасиан. Солдаты требовали отменить плату за предоставление отпусков, по традиции взимавшуюся центурионами и превратившуюся для рядовых в ежегодную подать. Никак не меньше четвертой части солдат каждой манипулы, уплатив центуриону определенную сумму денег, постоянно уходили с его разрешения в город или слонялись без дела по лагерю. В состоянии ли солдаты внести такую сумму, откуда они ее достанут — никого не интересовало, и им приходилось, чтобы оплатить свое право на безделье, заниматься разбоем или выполнять унизительные работы, обычно поручаемые рабам. Солдат же, имевших свои деньги, центурионы до тех пор преследовали и донимали нарядами, пока те не соглашались заплатить за отпуск. Когда эти люди, в прошлом зажиточные и трудолюбивые, возвращались в свой манипул, растратив все деньги, привыкнув к безделью, развращенные нищетой и распутством, они жадно искали возможности ввязаться в заговоры, распри и даже в гражданскую войну. Отон понимал, однако, что, удовлетворивши требования солдат, он рискует настроить против себя центурионов, и поэтому обещал ежегодно выплачивать деньги за отпуска из своей казны, — мера бесспорно правильная и которую впоследствии лучшие из принцепсов превратили постепенно в постоянный обычай. Префект претория Лакон был для вида сослан на один из островов, но по дороге перехвачен и убит ветераном, которого Отон нарочно послал вперед с этой целью. Марциана Икела, как вольноотпущенника, казнили всенародно.

47. Но всего ужаснее были изъявления радости, которыми завершился этот переполненный преступлениями день. Городской претор[129] созывает сенат. Магистраты соревнуются в пресмыкательстве. Сбегаются сенаторы. Отону присваивают полномочия трибуна, звание Августа[130] и все знаки почета, подобающие принцепсу. Каждый изо всех сил старается, чтобы Отон забыл поношения и ругательства, еще так недавно раздававшиеся по его адресу. Никто не подозревал, что всем этим оскорблениям, даже высказанным вскользь и случайно, он вел в душе счет; действительно ли он предал их забвению или только на время отложил месть за них, решить нельзя из-за кратковременности его правления. Отона повели на Капитолий, оттуда на Палатин. Проходя через все еще залитый кровью Форум, где кучами валялись трупы, он разрешил выдать тела убитых родным для совершения похоронного обряда и предания огню. Пизона хоронили его жена Верания и брат Скрибониан, Тита Виния — дочь Криспина. Головы погибших пришлось разыскивать и выкупать у убийц, нарочно спрятавших их, чтобы потом продать.

48. Пизон погиб, не достигнув и тридцати одного года, прожив жизнь, скорее достойную, нежели счастливую. Два его брата были казнены: Магн — императором Клавдием, Красс — Нероном[131]. Сам он долго был изгнанником и четыре дня Цезарем. После того как Гальба столь поспешно его усыновил, он оказался вознесенным над старшим своим братом лишь затем, чтобы погибнуть раньше него. Тит Виний прожил пятьдесят семь лет и на своем веку повидал многое. Его отец происходил из преторской семьи, дед по матери числился в проскрипционных списках. В самом начале военной службы он опозорился: жена легата Кальвизия Сабина[132], под начальством которого Виний тогда состоял, загорелась грязным желанием во что бы то ни стало посмотреть, как устроен военный лагерь; она сумела пробраться туда ночью, переодевшись солдатом, при помощи этого же постыдного маскарада выведала у ночной стражи и дежурных все, что ей было надо, и, наконец, обнаглела до того, что стала заниматься любовью на главной площади лагеря. В преступлении этом обвинили Тита Виния. По приказу Гая Цезаря его заковали в кандалы, но вскоре времена изменились, Виния выпустили, и он стал беспрепятственно продвигаться по службе: после претуры был назначен командовать легионом и снискал на этом посту одобрение и похвалы. Вскоре на него пало новое обвинение, на этот раз в проступке, достойном разве что раба: говорили, что он на пиру у Клавдия украл золотой кубок, и Клавдий на следующий день приказал подать ему — единственному из всех присутствовавших — глиняную чашу. Однако, став проконсулом Нарбоннской Галлии, он управлял порученной провинцией с суровой и неподкупной честностью, пока дружба с Гальбой не погубила его