Исторiя Россiи 862—1917 - [74]

Мы видѣли, какъ въ періодъ собиранія Московской Руси, постепеннаго ея усиленія и высвобожденія изъ-подъ татарской неволи всѣ классы общества дружно работали вмѣстѣ со своими князьями: и бояре, и духовенство, и земщина; общая цѣль сплачивала ихъ всѣхъ въ одну дружную семью; каждый вносилъ отъ себя, по мѣрѣ силъ и способностей, что могъ, на общее дѣло строенія родной земли. Превращеніе вотчиннаго князя въ государя дало первую трещину въ этомъ стройномъ союзѣ; бояръ, доселѣ свободныхъ и независимыхъ, перевели на положеніе подневольныхъ слугъ, подданныхъ своего государя; бояре оказали сопротивленіе; при Грозномъ разладъ выросъ въ открытую борьбу, особенно обострившуюся тѣмъ, что въ неё оказались замѣшанными бояре титулованные (княжата), болѣзненнѣе, чѣмъ кто другой, ощущавшіе насильственную смѣну старыхъ порядковъ новыми.

Но время Грознаго, вообще такое напряжённое, породило и другую, ещё болѣе опасную трещину. Продолжительныя войны на Востокѣ и на Западѣ обходились дорого государству; нужды военныя и бѣдность государственной казны ещё со времёнъ Ивана III породили помѣстную систему, которая при Грозномъ получила наиболѣе полное развитіе. Возникъ многочисленный кл­ассъ помѣщиковъ, которыхъ надѣляли помѣстьями изъ т. наз. «чёрныхъ» (т. е. государственныхъ) земель; къ общей тяготѣ привлечены были и земли частныхъ владѣльцевъ (вотчинныя), также земли удѣльныя, по мѣрѣ присоединенія удѣловъ. Не смѣли трогать лишь монастырскихъ земель: ихъ считали Божьимъ достояніемъ и потому неприкосновенными; казалось грѣхомъ брать съ нихъ на нужды мірскія. Тѣ же потребности военныя вызвали устройство засѣчныхъ линій и укрѣплённыхъ пунктовъ (городовъ), съ населеніемъ изъ т. наз. городовыхъ казаковъ.

Всё это были новыя повинности, которыхъ раньше не знали. Всего тяжелѣе ложились онѣ на сельское населеніе: невысокій уровень благосостоянія страны, слабое развитіе промышленности и торговаго обмѣна, слабая связь областныхъ органовъ управленія съ центральными неизбѣжно вели къ юридическому и экономическому закрѣпощенію крестьянъ: съ одной стороны, правительство принимало всѣ мѣры, чтобы обезпечить: себѣ — плательщиковъ податей, а помѣщику и вотчиннику — наличность рабочихъ рукъ и матеріалъ для поставки рекрутъ, а съ другой — крестьянинъ обыкновенно садился на чужую землю безъ наличныхъ средствъ, вступалъ въ долговыя обязательства, чаще всего превышавшія его платёжныя силы, и въ силу уже одного этого изъ свободнаго человѣка переходилъ на положеніе кабальнаго, холопа, т. е. фактически прикрѣплялся къ землѣ, терялъ право покинуть её по своему усмотрѣнію.

Хотя помѣстье въ извѣстной степени прикрѣпляло къ землѣ также и помѣщика, но послѣдній оставался на ней всегда хозяиномъ, крестьянинъ же сидѣлъ тамъ подневольнымъ работникомъ. Это соціальное неравенство становилось всё чувствительнѣе, чѣмъ дальше шла экономическая разруха. Къ тому же два голодныхъ года (1601—1602) разорили массу хозяйственныхъ гнѣздъ и выкинули «на улицу» тысячи бездомныхъ и безработныхъ. Будучи не въ силахъ прокормить своихъ холоповъ, многіе господа въ ту пору покидали ихъ на произволъ судьбы; тѣ разбѣгались и поневолѣ жили воровствомъ и грабежами. Развилось бродяжество, а съ нимъ и преступленія; спасаясь отъ наказанія, люди бѣжали на окраины — тамъ легче было укрыться отъ карающей руки. Вообще такихъ выбитыхъ изъ колеи людей, которые не сидѣли спокойно на мѣстѣ, а бродили въ поискахъ лучшаго, казаковали, жили изо дня въ день, накопилось довольно въ началѣ XVII столѣтія.

Но бѣгство на окраину, облегчая положеніе бѣжавшихъ, пагубно отражалось на положеніи оставшихся. Размѣръ повинностей, лежавшихъ на деревенской общинѣ, на мірѣ, опредѣлялся количествомъ пахотной земли, и теперь, съ уходомъ рабочихъ рукъ, раскладка падала на меньшее число лицъ — положеніе оставшихся поэтому становилось ещё затруднительнѣе, ихъ желаніе уклониться отъ повинностей ещё сильнѣе. Такимъ образомъ, чѣмъ больше увеличивалось на окраинахъ число недовольныхъ, тѣмъ болѣе экономически хирѣли центральныя области.

Въ существующемъ государственномъ и общественномъ строѣ крестьянинъ и холопъ видѣли теперь враждебную, тёмную силу, лишившую ихъ прежней свободы. Свою ненависть къ этому строю они перенесли на всѣхъ, кто, по ихъ мнѣнію, находился въ лучшемъ положеніи, — на служилыхъ людей, на посадскихъ, на зажиточный торговый классъ, не говоря уже про богатыхъ и власть имущихъ.

Между тѣмъ жажда ещё не забытой свободы, желаніе избавиться отъ экономической тяготы нашли свой выходъ благодаря тѣмъ же самымъ войнамъ, которыя такимъ тяжёлымъ бременемъ легли на населеніе: съ завоеваніемъ Казани открылась восточная граница, свободный доступъ въ чернозёмный Приволжскій край; на югѣ тоже открылись свободныя земли за Окою. Ока перестала теперь, какъ раньше, быть берегомъ, гранью, за которою для русскаго человѣка начиналось безбрежное степное море, чужое и опасное: къ концу XVI ст. онъ уже перешагнулъ этотъ барьеръ и дошёлъ до Сѣвернаго Донца, до верховьевъ Сейма и, отвоевавъ широкую полосу земли, открылъ путь и сюда.

Ещё при Грозномъ въ города Сѣверской Украйны само правительство выселяло, въ наказаніе, всякаго рода лихихъ людей, крамольниковъ, на положеніи казаковъ и стрѣльцовъ. Помѣстная система нашла и здѣсь своё примѣненіе; но служилые люди были тутъ мелкопомѣстные, и служба ихъ была не изъ лёгкихъ. Кромѣ того, на Волгѣ и на Дону къ тому времени успѣло образоваться вольное казачество — оно охотно принимало въ свою среду любого, кто, подобно ему, разорвалъ связи со старымъ укладомъ жизни.