Исторiя Россiи 862—1917 - [76]

в) Захватъ тушинцами поволжскихъ и сѣверныхъ городовъ. Судьба тѣхъ изъ нихъ, которые оказали сопротивленіе, уступивъ только силѣ, была очень тяжёлая. Въ Ростовѣ, напримѣръ, погибло до 2000 человѣкъ; соборъ разграбленъ, серебряная рака съ мощами св. Леонтія Ростовскаго разбита на куски и подѣлена между грабителями. Запуганное, безсильное населеніе въ остальныхъ городахъ, во избѣжаніе разгрома, сдавалось большею частью добровольно. «Кого было слушать, на что рѣшиться? двадцать два города присягнули царю тушинскому, по большей части неволею, застигнутые врасплохъ, увлекаемые примѣромъ, въ тяжкомъ недоумѣніи, на чьей сторонѣ правда» (Соловьёвъ). Таковы были Суздаль, Угличъ, Ярославль, Владиміръ, Кинешма, Кострома, Вологда, Бѣлоозеро, Тотьма, Устюгъ, Муромъ (1606, октябрь, слѣд.).

г) Возстаніе этихъ городовъ, вызванное поведеніемъ тушинцевъ. Поведеніе это было настоящею вакханаліею произвола и насилія. Безнаказанность развязывала руки, создавала потачку самымъ дурнымъ инстинктамъ. Врывались въ дома знатныхъ людей и хозяйничали тамъ, какъ хотѣли; грабили лавки, забирали товары безъ денегъ; обижали простой народъ на улицахъ; похищали женщинъ и дѣтей; денежнымъ и всякаго иного рода поборамъ не было конца. Вотъ что говоритъ одна челобитная, поданная Тушинскому царику: «Царю государю и великому князю Димитрію Ивановичу всея Руси бьютъ челомъ и кланяются сироты твои государевы, бѣдные, ограбленные и погорѣлые крестьянишки. Погибли мы, разорены отъ твоихъ ратныхъ воинскихъ людей; лошади, коровы и всякая животина побрана, а мы сами жжены и мучены, дворишки наши всѣ выжжены, а что было хлѣбца ржанаго, и тотъ сгорѣлъ, а достальной хлѣбъ твои загонные люди вымолотили и развезли. Мы, сироты твои, теперь скитаемся между дворовъ, пить и ѣсть нечего, помираемъ съ женишками голодною смертью, да на насъ же просятъ твои сотныя деньги и панской кормъ, стоимъ въ деньгахъ на правежѣ, а денегъ намъ взять негдѣ».

Характерно, что русскіе тушинцы вели себя много хуже поляковъ. Поляки пришли за добычей; сама Россія, ея настоящее, а тѣмъ болѣе будущее нисколько ихъ не интересовали; ни къ кому ни особыхъ симпатій, ни особой вражды они не питали; простые хищники, они пришли взять, что можно, съ тѣмъ, чтобъ вернуться потомъ обратно домой въ свою Польшу, безучастные ко всему остальному. Не то тушинцы-русскіе, состоявшіе главнымъ образомъ изъ бездомныхъ казаковъ, бѣглыхъ холоповъ и крестьянъ. Они ненавидѣли существующій строй, бѣжали отъ его порядковъ и теперь вымещали свою ненависть на беззащитныхъ жителяхъ. Имъ мало было одного матеріальнаго разоренія: чувствуя, что существующій строй имъ не разрушить, они съ удвоенной злобой поднимались на мирныхъ обывателей городовъ и деревень, — на всѣхъ тѣхъ, кто въ ихъ глазахъ олицетворялъ собою этотъ строй, и злорадно губили ихъ, умерщвляя не просто, а самымъ звѣрскимъ образомъ. Чувство злобы и ненависти глушило въ нихъ даже чувство религіозное: они хладнокровно смотрѣли, какъ поляки кощунствовали въ церквахъ, надругались надъ лицами духовными, даже сами помогали имъ въ этомъ.

Въ результатѣ, по словамъ современника, «жилища человѣческія превратились въ логовища звѣрей: медвѣди, волки, лисицы и зайцы свободно гуляли по городскимъ площадямъ, и птицы вили гнѣзда на трупахъ человѣческихъ. Люди смѣнили звѣрей въ ихъ лѣсныхъ убѣжищахъ, скрывались въ пещерахъ, непроходимыхъ кустарникахъ, искали темноты, желали скорѣйшаго наступленія ночи, но ночи были ясны: вмѣсто луны пожарное зарево освѣщало поля и лѣса, охота за звѣрями смѣнилась теперь охотою за людьми, которыхъ слѣды отыскивали гончія собаки; козаки, если гдѣ не могли истребить сельскихъ запасовъ, то сыпали въ воду и грязь и топтали домашнюю рухлядь; гдѣ не успѣвали жечь домовъ, тамъ портили ихъ, разсѣкали двери и ворота, чтобы сдѣлать жилища неспособными къ обитанію».

Отъ Самозванца отпали постепенно города: Галичъ, Кострома, Вологда, Бѣлоозеро, Устюжна, Городецъ, Кашинъ, Угличъ, Ярославль, Молога, Муромъ, Тотьма (1609, первая половина года).

IV. Нашествіе иноземцевъ

Швеція и Польша. Положеніе царя Шуйскаго было безвыходнымъ. Хотя болѣе главные города, въ томъ числѣ Смоленскъ, Нижній, Казань, Коломна, и признавали его власть, но этихъ силъ ему было недостаточно, чтобы, опираясь на нихъ, справиться съ тушинцами. Царь Василій рѣшился на мѣру сомнительной пользы — онъ призвалъ на помощь шведовъ, давно уже навязывавшихъ ему свою дружбу (1609, февраль). Купленная дорогою цѣной — уступкою города Корелы (Кексгольмъ) въ Кареліи, отказомъ отъ своихъ правъ на Ливонію и обязательствомъ вѣчнаго союза противъ поляковъ, — помощь эта существенной пользы Россіи не принесла: Москву отъ царика она не освободила, но зато повела къ вмѣшательству Польши: Сигизмундъ III пошёлъ на неё войною и въ сентябрѣ 1609 г. осадилъ Смоленскъ. Такимъ образомъ, къ одной бѣдѣ — къ врагамъ домашнимъ, прибавилась другая — врагъ внѣшній.

Выступленіе Сигизмунда создало переломъ въ ходѣ Смуты. Тушинскіе поляки нашли болѣе выгоднымъ дѣйствовать заодно съ королевскими войсками и отошли къ Смоленску; покинутый союзниками, Самозванецъ бросилъ Москву и засѣлъ въ Калугѣ (1609, дек.). Всё же онъ продолжалъ грозить и оттуда. Безсиліе и непригодность Шуйскаго становились всё очевиднѣй; имъ «играли, какъ дѣтищемъ» и, какъ ненужную, безполезную вещь, низвели съ престола (1610, 17 іюля). Смута, однако, отъ этого не прекратилась, наоборотъ, она почувствовалась теперь ещё острѣй и больнѣе. Вакантный престолъ слѣдовало замѣстить, и Москвѣ предстоялъ выборъ между Самозванцемъ и Владиславомъ.