История ромеев, 1204–1359 - [353]
И это касается не только разграниченных, но и все непрерывные величины, если уходит единство, разбиваются в обратной пропорции на множество и утрачивают сущность, которой обладали, и уже не являются тем, чем были.
32. Ибо, поскольку исчезает единство, изменяется и бытие частей, потому что единство является объединяющим и собирательным для всех элементов, подлежащих возникновению и разрушению. Ведь инаковость, вводящая различие в существующее, легко принимает смысл небытия. Однако оное божественное Единое не таково: ведь оно является творящим [началом] для всех этих сложных сущих, будучи само абсолютно простым и надмирным, и являет [в себе] не такое положение[1989], но изъятие[1990] из [числа] многих постигаемых как чувственно, так и мысленно. Потому что, если в собственном смысле слова существующее является Единым, то и Единое будет существующим в собственном смысле слова и запредельным для всякого ума. А запредельным по отношению к Единому не является вообще ничто. Отсюда ум и называется образом Единого. Ибо и ум есть свет неусыпающий, жизнь пребывающая и мышление, действующее не в будущем, но в том, что всегда является настоящим и неизменным, с самим собою согласным и никоим образом не борющимся.
33. К таковому Единому, то есть к Боіу, относятся, согласно божественному Афанасию, все эти многие имена, которые он прежде приводил в других своих книгах и приводит сейчас, то есть нетление, непреложность, непостижимость, всемогущество, предведение и все, чем является Отец. Он также говорит, что все перечисленные суть свойства Сына, природные и сущностные, или, лучше сказать, [все они] суть Сам Сын. Ибо, согласно божественному Кириллу, в се, что называется присущим Отцу природным и сущностным образом, есть Сын[1991]. Следовательно, нетление, непреложность, непостижимость, всемогущество и предведение и прочее, чем является Отец, — все эти [качества] суть Сын. Хотя бы это и было сказано перифрастически и применительно к нашему обыкновению, но свойства Сына — не фальшивые и не благоприобретенные, ибо все они мыслятся, являются и называются одним и тем же, что и оная божественная и в высшей степени простая природа. Ибо все то, — говорит он[1992], — что уникально и единовидно относится к божеству — единому, простому и единственному, — является общим и природным [достоянием] Отца и Сына и одним и тем же, поскольку и божество — одно, как и природа.
34. Заодно с Афанасием говорит и Кирилл в Сокровищнице, называя Дух собственным [Духом] Сына[1993].
Видишь, как, сказав в протасисе во множественном числе: всё, что имеет Отец и что принадлежит божеству Отца, он затем в заключении сводит это к одному [говоря уже] не всё, что имеет Отец, но чем является Отец? Ибо, исключив перифрастическое выражение «имеет» и предположение насчет многих и тварных вещей, он не сказал: «которые суть»[1994] или «которые имеет» Отец, но назвал богоприличные, то есть нами данные [Богу], имена того, «чем [Он] является»[1995][1996], так как и оная божественная простота отнюдь не допускает какого-либо множественного понимания.
Видишь, как великий Афанасий по науке свел к Единому сказанное во множественном числе: Всё, что имеет Отец, есть Мое™, предварительно запретив думать, будто божественный оный глас [Спасителя] говорит о многих и тварных вещах? Ибо ты и сам помнишь, что о моіущем быть предметом обладания и об имеющем[1997], о тождественном и об ином, и о тому подобном было немногим выше искусно[1998] сказано в подходящем для каждого [из этих терминов] месте.
35. Но, если угодно, пусть будет вызван в качестве нашего защитника и божественный Василий, говорящий: Все боголепные понятия и именования равночестны друг с другом, потому что нисколько не разногласят в обозначении субъекта. Ибо, какие ни произнесешь применительно к Бшу именования — катафа-тические или апофатические, то есть запретительные и отрицательные, которые иногда святыми и в других местах [их писаний] называются присущими и не присущими[1999], — обозначаемое всеми ими будет одно, будь то «Благой», «Праведный» и тому подобные катафатические, или будь то «Бессмертный», «Нетленный» и тому подобные отрицательные[2000]. Ибо посредством первых мы утверждаем то, о чем говорится, что оно присуще [Боіу], а посредством вторых отрицаем то, что не присуще, как и сам он говорит, выступая против Евномия в [споре о] произносимых именах, относящихся к Богу. Поэтому Безымянный становится многоименным для нас, затрудняющихся подобрать Ему в точности подходящее имя и вынужденных выражать сложившееся у нас представление о Боге посредством множества различных имен.
36. Ибо имени, обозначающему божественную природу, — говорит Григорий Нисский, — мы не научены; а об откровении такого именования, которым бы охватывалась невыразимая и невидимая природа, мы говорим, что его либо вовсе не существует, либо оно для нас совершенно непознаваемо
