История ромеев, 1204–1359 - [343]

91. И ты еще дерзаешь жить и смотреть бесстыжими глазами на небесное светило, на священное око Солнца, беседовать с наделенными умом людьми и дышать одним с ними воздухом, после того как ты стал для церкви Христовой напоминанием о таком зле? Но, если хочешь, новшествуй и дальше: как [ты ввел] рой нетварных божеств, так [скажи и о] новом художестве[1873]. Ибо это возможно для тебя, повсюду использующего

невежественное бесстыдство и с легкостью от самого себя получившего дозволение, совершенно не контролирующего непредвиденные и трагические случайности и даже на оговоренных условиях не соглашающегося унять неистовство и самонадеянность своего ума. Ибо вся наука древних и утонченная гармония и стройность их философии не знает действия этой твоей бессущностной энергии, посредством которой ты без труда фабрикуешь нетварные божества, которая сама собой произрастает, как античные мифы рассказывают нам о выросшем за день племени оных спартанских гигантов, изображая появление новых толков.

92. А поскольку при новизне слов необходимы и новые законы, то напиши, если хочешь, и какое-нибудь новое постановление, [предписывающее] не использовать впредь слова научным способом! Стань императором Юлианом нашего времени, знаменитым своей злобой, являя еще более варварское, чем у него, дерзновение! Да ты уже и стал таким, воспользовавшись лютым временем⁶³² и выбрав жизнь злополучную и достойную проклятия, отчего разверзлись многие пропасти, опасные для благочестия, и потекли многие беззаконные потоки зол.

Однако не до конца, я думаю, ты будешь радоваться, но сей император скоро возвратит [долг] Боіу, давшему ему отеческое царство, вернув отеческое благолепие церкви». [1874]

разводил руками края одежды, поднимал их и опускал, и помимо голеней обнажал также и бедра, и как он — так сказать, попутно — театрально показывал то, что не принято показывать, совсем не сознавая, кажется, что делает.

94. Две равно неуместные вещи дерзнул тогда делать этот человек безбоязненно и бесстыдно: устами он хулил Бога абсолютно безбоязненно, а неприличным поведением на глазах стольких людей следовал обычаям бесноватых, нисколько не стыдясь. И что когда-то при Трое знаменитый Одиссей, издеваясь над гомеровским пустомелей Терситом[1875], угрожал сделать — то есть сорвать с него верхнюю одежду и то, что срам покрывает[1876]*, — то он делал сам с собой, вовсе того не замечая.

Это даже Григору, у которого совсем не было охоты смеяться, рассмешило и заставило бросить на него насмешливый взгляд и сказать следующее.

95. «Я, сожалея о твоем, человек, невежестве и бесстыдстве, желаю все же, предложив научные определения, научить тебя тому, что разделяет значения слова «премудрость», чтобы ты из этого понял, до какого зла доводит бесстыдное паясничанье и клевета на божественные Писания.

Итак, надлежит нам следовать и здесь учению божественных отцов. Понимается же «премудрость» двояко: сообразно тварному и нетварному. И тварной называется премудрость, которая вложена Богом и создана Им вместе с тварями, дабы они, согласно великому Афанасию, казались всем мудрыми и достойными Сотворившего их[1877]. В каковом значении и Давид называет небеса проповедающими безмолвным гласом славу

Божию[1878] [96] и одновременно всю тварь побуждает к воспеванию Бога: одушевленную и неодушевленную, наделенную чувственным восприятием и не наделенную[1879]. И еще такая [премудрость называется тварной], которая в искусно научаемых возникает из пред существующего знания.

96. А нетварная Премудрость, посредством которой и в которой все начало быть, есть Сын и Слово Божие. Впрочем, Сын и Слово Он не для того, для кого и Премудрость. Ибо слова «сын» и «слово» имеют единственное значение, отсылающее к Отцу, а «премудрость» — двойное. Ведь «премудрость» говорится и безотносительно, в более общем смысле, когда это то же, что и сущность, и ее бытие — бытие премудростью по общему определению вида, то есть природы; когда Премудростью называются Отец и Сын, как оба Они подобным же образом называются и сущностью.

97. Называется также «Премудростью» и ипостась, получающая имя из более общего, как и «человеком» мы называем как природу вообще — то есть [употребляем этот термин] безотносительно и в собственном смысле слова, и отнюдь не по отношению к чему-либо другому, — так иногда и конкретную ипостась, то есть [например] Петра, переделывая видовое и общее имя в личное и обособленное. Ибо «премудрость» не есть чья-либо исключительная принадлежность и не является [понятием] относительным, как «сын» к «отцу», а «слово» — к «уму», коего оно есть слово; ведь сущностные и природные [имена] суть более собирательные и имеют вольный[1880] смысл, а относительные [употребляются по отношению] друг к дру-іу и, будучи связаны имеющимся между ними отношением, отнюдь не допускают вольного смысла. Итак, как сущностью является Отец, сущностью — Сын, и сущностью — Дух Святой, так и премудростью — Отец, премудростью — Сын, и премудростью — Дух Святой; и в то же время — одна премудрость, как и одна сущность, и не три премудрости, как и не три сущности.