История ромеев, 1204–1359 - [339]

получило некоторым образом синонимичную связующую причину, по которой и равное равному случается называть равным, и друга [моего] друга — другом, и так далее, так что в делимых вещах образуется разветвленное их своеобразие, а применительно к Богу — единовидное и неделимое, согласно обозначению одного субъекта: я имею в виду являющуюся неделимой, лишенной образа и невидимой оную природу, — чем бы она ни была, — которую если кто назовет питающим душу пастбищем и чертогом истины, то, думаю, не погрешит.

67. Ибо, будучи в собственном смысле слова Одним, она неизменно остается в одном, лучше же сказать — в себе самой, и наши от природы разделенные и разнообразно рассеивающиеся на всевозможные предметы мысли собирает в некую единую и недискретную мысль, так что с необходимостью возникает и разветвленное и многообразное разделение имен, которое совершает различное произведение различных вещей, то есть силы, жизни, энергии, света, мудрости и тому подобного, и которое и само уже проходит единовидное и воистину единообразное поприще на оном поле истины. Ибо каждое [конкретное] имя, будучи неким ограниченным определением[1817] каждой [конкретной] природы, получив одну индивидуальную особенность и так или иначе сдерживая ее прежнее устремление к неопределенности, [68.] просто по человеческому разумению пытается и применительно к оной сверхупрощенной[1818] божественной сущности явить свое естественное движение и обычное [действие] внутренне присущей ему способности — я имею в виду способность разлагать и делить единое на различные особенности, — но прежде чем успеет подействовать, само претерпевает воздействие. Ибо, стремясь разделять наравне с прочими и оную неделимую и божественную сущность, оно незаметно оказывается суженным ею и приводящим многоименное[1819] и много исследующее разделение к умозрительному единомыслию.

И поскольку оная божественная и сверхупрощенная природа не может быть подчинена описаниям [посредством] имен, а описание становится неким постигающим субъект знанием, то никогда не может быть познано то неописуемое, что присуще сущности. Итак, эта божественная природа [есть нечто] единое и непознаваемое, превыше всякого определения и понятия, и отвергает всякое паламитское любопытство. А то в Боге, что может быть нами познано из являемых и совершенных Им действий[1820] и сил, мы друг для друга обозначаем именами различной этимологии, в силу необходимости пользуясь по аналогии нормативными для нас словоупотреблениями, но делаем это не беспорядочно и не как кому заблагорассудится, а следуя во всем догматам божественных отцов вплоть до последней буквы.

69. Ибо, во-первых, Спаситель в Евангелиях увещает не пренебрегать никакой черточкой Его [изложенных] на письме божественных повелений и заповедей, которых ты — уж не знаю, что из двух — то ли еще не слышал, при том что являешься — вот ведь нелепость! — епископом, то ли, слышав, не понял.

Затем, из тех богословов церкви, на чью мысль ты клевещешь, великий в богословии Григорий говорит: Мы, тщательно извлекающие точный духовный смысл [из всего], вплоть до малейшей черточки и значка [в тексте Писания], никогда не согласимся [думать], — ибо это неблагочестиво, — будто и самые малозначительные деяния тщательно запечатлены писавшими и сохранились в памяти даже до настоящего времени просто так; но [полагаем, что все это написано,] чтобы служить нам напоминаниями и уроками того, как смотреть на подобные вещи, если нам когда-нибудь случится оказаться в сходных обстоятельствах, чтобы мы, следуя этим примерам, как неким правилам и образцам, одного избегали, а другое избирали⁵⁷⁶.

70. А Василий Великий говорит: Тому, кто имеет перед очами суд Христов и знает, как опасно отнять что-либо от слов, преданных Духом, или прибавить к ним что-нибудь[1821][1822][1823][1824], следует не вводить честолюбиво новое от себя, но довольствоваться тем, что прежде возвещено святыми⁵⁶⁰.

И Златоязыкий подобным же образом говорит: В божественных Писаниях небезопасно пренебрегать и одной йотой, и одной чертой, так что всё нужно исследовать^И1.

Ты здесь, думаю, уже слышал недавно и Григория Нисского, сказавшего: Поскольку из-за того, что наша природа облечена в ризу плоти, мы не можем явитъ движения нашего ума, то, по необходимости прилагая к вещам, словно знаки, некие именования, посредством них сообщаем друг другу о движениях нашего ума. Вот почему одному из сущих мы назначили имя «небо», другому — «земля», иному — какое-либо иное. […] И что к чему как относится, или как действует, или что претерпевает — все это мы обозначаем особыми звуками, чтобы движение нашего ума не оставалось внутри нас недоступным и неведомым [для других][1825].

71. К тому же, поскольку всякая человеческая жизнь управляется и руководится природой и [изложенными] посредством слов и письмен законами, и природа беспорядочна и неравномерна, а закон строен, упорядочен и равномерен, то если мы, послушавшись тебя, позволим силе слов и письмен оставаться бездейственной, то скоро объявим это упорядоченное и чудесное творение Бога бессмысленным и напрасным и будем проводить звериную жизнь. Ибо тогда всё тотчас же устремится к безрассудному превращению и изменению, к неуправляемому круговращению, и всякая жизнь превратится в нечто весьма бесполезное и совершенно не здравое.