История ромеев, 1204–1359 - [332]

, в качестве посредника между умом и вещами использует чувство. Ибо чувство, воспринимая своими органами черты внешних вещей и записывая их, словно в книге, в воображении души — я имею в виду[1694], образы вместо первообразов, — помещает их здесь, стараясь привести вещи в соответствие с мысленными представлениями.

26. Поэтому и понадобилась речь, способная приспосабливаться к мысли и соответствовать вещам. А это разумному животному не иначе будет легко, как посредством членораздельной речи, сформированной по соглашению одаренных мужей применительно к той или другой религии или диалекту, так что по этой причине ей случается не для всех быть одинаковой, а у всех всегда разниться. И таким образом, как я сказал, употребление членораздельной речи становится для обеих сторон посредником, удачно связывая мысль слушающего с мыслью говорящего в силу их соответствия друг друіу. Ибо, будучи формируема и структурируема глаголами и именами, она становится речью, которая при помощи разнообразных образов и разграничений определяет неопределенную и неупорядоченную материю и таким образом возвещает внешним внутреннее намерение каждого.

Однако пришедшая впоследствии от Бога мудрость не оставила язык беспорядочно развиваться как попало, по произволу каждого, но подчинила его законам и правилам, согласно общим договоренностям, из которых следует, что в определенных случаях нужно различать значения [слов] в зависимости не только от религии [автора], но и от омонимии и полинимии.

Одно из двух: либо под различными именами людям, пользующимся одним и тем же языком, известны одни и те

же предметы; либо под одним именованием — разные предметы; либо ни то, ни другое, но разными [словами обозначаются и предметы] разные.

27. Итак, после такого предварительного разъяснения нам нужно вернуться к прежней теме, то есть показать, что многие имена имеют одинаковый смысл, созвучны друг другу и относятся к в собственном смысле слова Единому, сиречь к оной божественной и блаженной сущности, и не [так понимаются,] как у того злочестивого Евномия, называвшего имя «нерожденность» бытием[1695] божества, или у тебя, считающего все эти имена низшими божествами, отличными от сущности и нетварными, тогда как они суть человеческие изобретения и творения.

Вот, к примеру, что говорит ему[1696] Василий: Если «нерожденный» — имя, то уже не сущность; ибо имена обозначают сущности, а не сами суть сущность. Если же само [слово] «нерожденный» есть сущность, то пусть назовут ее имя; ибо мы познаём не по сущностям, а по именам и по действиям[1697][1698], в особенности же [так познаем существа] бестелесные⁴⁵⁰.

28. Видишь ли из приведенного [отрывка], что он говорит, что из телесно созерцаемых действий[1699], то есть дел[1700] и творений, познаём мы бестелесные и невидимые [существа]?

Послушай к тому же, что и Григорий Нисский говорит об именах: Божественная природа, — чем бы она ни была по сущности, — едина, проста, единообразна, несложна и выходит за рамки нашего чувственного восприятия[1701]. И поскольку мы только познаваемое обозначаем именами, а то, что превыше познания, невозможно охватить какими бы то ни было служащими для

обозначения наименованиями, […] мы пытаемся, насколько это возможно, многочисленными и различными именами раскрывать внутренне присущее нам гадательное понятие[1702][1703] о Боге^46і.

Поэтому Богом, Господом, Праведным, Крепким, Долготерпеливым, Истинным, Милостивым и так далее мы называем Его полинимически или, точнее сказать, гетеронимически. А это, конечно, суть имена [прилагаемые к Нему] по установлению, а не по природе, как мы показали.

29. Также и Афанасий Великий в другом месте говорит, что бытие Богом вторично по отношению к природе[1704]; великий в богословии Григорий [говорит], что простота — не природа Божия[1705]. Ибо первое показывает Его зрительную силу[1706][1707], а второе — то, что Он не является сложным. И, вообще говоря, ни одно из имен не есть то, что не вторично по отношению к божественной природе. Ибо имя становится неким описанным определением сущности и природы, а неописуемая оная природа не может подчиняться описательным именованиям.

30. И в другом месте божественный Григорий Нисский так говорит о самих именах: Если сущность существует прежде энергий — мы подразумеваем действия [Бога], посредством которых мы ощущаем [Его] и которые, насколько это возможно, возвещаем словами, — то какая еще остается боязнь говорить, что имена младше вещей? Ибо если мы не прежде истолковываем нечто из говоримого о Боге, чем уразумеем это, а уразумеваем мы посредством того, чему научаемся из действий[1708], а прежде действия[1709] существует способность [действовать], а способность зависит от божественной воли[1710], а изволение[1711] находится во власти божественной природы, то разве не очевидно мы научены, что именования, обозначающие [предметы], возникают после [самих] предметов и слова суть как бы тени вещей, образуемые в соответствии с движением существующих [предметов]? Ив том, что это так, ясно убеждает божественное Писание устами великого Давида, как бы именующего божественную природу посредством неких особых подходящих имен, усвоенных из Его действия