История ромеев, 1204–1359 - [331]
22. Итак, поскольку то, что тебе надлежало выучить в пятнадцать лет, ты не выучил, и в семь лет, выражаясь словами аттического мудреца, не имел товарищей по фратрии*>38, но, по пословице, внезапно перешел от весел на мостик[1676][1677][1678][1679] и выбился в военачальники, то есть подошел к богословию с немытыми руками**>0 и гнилыми мыслями, то давай, хотя бы в старости научись от нас этим элементарным и первым азам грамматики, чтобы, сделавшись более-менее образованным, ты, наконец, стал понимать божественное Писание и уже не докучал бы православию, демагогически вещая подобающее скорее нижним, чем верхним мертвецам**>1. Ибо противоположное законно определять и исправлять через противоположное, поскольку и Хармид Ларисский[1680], услыхав, как некто рассказывает, будто видел живых угрей в кипящей воде, сказал: «значит, в холодной мы их сварили».
Итак, не посчитай недостойным теперь, когда тебе уже за шестьдесят, показать себя слушателем уроков, которые ты не выучил в пятнадцать лет, то есть простых и первоначальных азов и принципов. Это, конечно, должны быть имена и глаголы. Ибо в начале надо, как говорят [учителя], установить, что есть имя, и что есть глагол, положив тем самым как бы некое прочное основание; затем — что есть отрицание и утверждение, и положение, и формулировка, и что из этих человеческих комбинаций и сопоставлений имен и глаголов образуется. Ибо, согласно Григорию Нисскому, слова суть как бы некие тени вещей, образуемые соответственно движениям существующего и смешанные с именами и глаголами; ибо не от природы имена у вещей>443 и, уж конечно, не являются их природой, но, по согласию и договоренности разумных мужей, наименования, обозначающие вещи, возникают вслед за [самими] вещами>ш.
23. Ибо нам нужно представить тебе, неучу, подготовительный курс такого учения, [составленный] из высказываний наших и внешних философов, согласных друг с другом в научной точности терминологии, чтобы хоть таким образом достучаться наконец до твоего испорченного и в высшей степени невежественного сознания. Потому что Василий Великий говорит, что сила внешней науки есть для догматов стена, не позволяющая им быть легко расхищаемыми и пленяемыми всеми желающими**>5. [1681][1682][1683]
Опять же и божественный Златоуст говорит: Когда душа не-дугует чуждыми догматами, тогда великая потребность в слове, не только для защиты своих, но и для борьбы со внешними>4*>6.
Также и божественный Максим: Без логической способности нет научного знания; а без знания не составляется вера, от которой происходит прекрасный плод — надежда[1684][1685].
Видишь причину твоих богохульств, человек? Ибо это, конечно, не что иное, как незнание этих вещей, то есть научного метода внешних и наших философов и богословов. Итак, тебе, не знающему ее, надлежит теперь научиться ей здесь у нас».
24. В то время как Григора говорил это, некоторые из соборян — а точнее из друзей Паламы, единомышленников и соратников — стали шептать ему на ухо, чтобы он не шутил и не насмехался так над седовласым епископом.
Ненадолго перестав [говорить] и выслушав их, Григора затем опять взял слово и сказал:
«Итак, содержание речи[1686] — это символы происходящего в душе[1687], а то, что пишется, — происходящего в речи, которая, будучи от природы нечленораздельной, по установлению[1688] становится членораздельной посредством имен и глаголов, изобретенных последующими поколениями людей. Ибо слово истины признало правильным, чтобы первое по природе, как простое, было прежде окультуренного и сложного. Значит, совершающееся в душе, то есть мышление, первично по отношению к содержащимся в речи обозначающим его именам и глаголам[1689]. Ибо мышление врожденно и проистекает из природного источника, а эти [имена и глаголы] — позднейшие и приобретенные. У людей не было бы в них нужды, если бы они обладали способностью [непосредственно] являть друг другу движения мысли.
Ибо великий Дионисий говорит: Согласно здравому суждению, подобает знать, что буквами, слогами, словами, знаками и речью мы пользуемся по причине чувств, потому что, когда душа наша бывает движима умственными энергиями к умопостигаемому, то вместе с чувственным излишни и чувствеі[1690].
25. Так как из-за того, что наша природа облечена в ризу плоти, мы не можем явить [внутренние движения], — говорит Григорий, — то, по необходимости прилагая к вещам, словно знаки[1691], некие именования, посредством них сообщаем друг другу о движениях нашего ума. Вот почему одному из сущих мы назначили имя «небо», другому — «земля», иному — какое-либо иное. […] И что к чему как относится, или как действует, или что претерпевает — все это мы обозначаем особыми звуками, чтобы движение нашего ума не оставалось внутри нас недоступным и неведомым [для других][1692].
Ибо Бог, приведя человека в бытие, наделил его умом и чувством. И ум, сохраняя тождество по отношению к [созерцаемым] в мире вещам, не нуждается в речи, но непосредственно получает знание о них, поскольку сам собой уразумевает доступным ему способом, каковы они по своей природе. А необходимость, вынуждающая людей делиться друг с другом понятиями о вещах и объявлять тайные [желания] вожделевательной души
