История ромеев, 1204–1359 - [312]
49. Таким образом, они явно изобличаются в том, что порочат божественный промысл. И даже самым наивным людям, будь они хоть в высшей степени грубыми и вульгарными, немного потребуется [труда], чтобы ясно понять, насколько это абсурдно. А кто таким образом отброшен к неуместным крайностям и пропастям, для того было бы, пожалуй, великим легкомыслием полагать, будто результаты настоящих и будущих событий наступают, не будучи жестко обусловленными необходимостью[1552] и не подчиняясь непостижимым для всякого человека стечениям обстоятельств. Если же это так, и зависящее от нас, выходя из середины, спускается в бездонные глубины небытия, то какое ухищрение исключит [из этого общего правила] моего отца, чтобы ему не делать того, что спрядено неотвратимой судьбой и, таким образом, определенно пред-уведано Богом, и так осуществляется Промыслом, как ему случилось быть предуведанным, и так затем и осознается, как было определено и осуществлено высшим Промыслом, то есть — как произведение неотвратимой судьбы.
50. Ибо я также слышал, что не только мудрейшими сынами эллинов божественный промысл беспрепятственно называется случаем и судьбой, но и некоторыми нашими [святыми].
Так что следует одобрять то, что и мой отец, ведомый божественным промыслом, повинуясь неминуемой судьбе, разрешает — пусть варварам, но родным и друзьям — заклание тех, кои раз и навсегда приговорены Богом к уничтожению, и разграбление, и всевозможные угоны [людей в плен]. А они сетуют и порицают его, и ненавидят, и более всего мечтают избавиться от него, и весьма желают власти его зятя Палеолога, и призывают его, и не перестают, насколько это возможно, содействовать его козням против нас — и это при том, что они испокон веку постоянно слышат песни, в которых поется как об иных бедах, так и о том, что суждено этому [варварскому] народу завладеть всеми землями и городами и ворваться даже на улицы, площади и рынки этого величайшего города, Византия».
51. Этот Матфей хотел было и дальше продолжать в том же духе, но я прервал течение его речи и сказал ему следующее:
«Намереваясь утверждать божественный промысл, как это видится из построения твоей речи, ты незаметно для себя самого упраздняешь его и делаешь явно противоположное своему намерению. Усердно стараясь освободить своего отца от веских обвинений, ты в действительности показал, что и сам ты утопаешь в водах и потоках обвинений против него. Ибо, не зная причин вещей и событий и не умея ни характер следствий различать, ни прилагать к каждому из них подходящее мерило, ты, сам того не желая, с легкостью падаешь как раз в те ямы, которых хотел бы избегнуть.
Ибо не потому преступниками делается дурное и отвратительное, что Бог знает об этом прежде, чем оно произойдет, и не предведение — причина совершающихся зол; но поскольку они имеют совершиться в будущем, то и Богом поэтому предуведаны. Вернее же, если следует сказать здесь об этом точнее, они [просто] известны Бшу, а вовсе не предуведаны Им. Ибо то, что для нас является будущим, Бог видит одинаково с настоящим, пребывая во все века в состоянии собственной простоты и всегда существуя в никогда не изменяющемся настоящем.
52. И, видя [будущее], Он не изменяет с помощью некоего насилия то самовластие, которое Он с самого начала дал человеческой воле. Это подобно тому, как если бы кто, видя другого ходящим, объявил об этом вслух. Хотя утверждение говорящего в силу необходимости истинно, но идущий не потому идет, что говорящий говорит истину. Наоборот, поскольку идущий решил идти, то утверждение говорящего необходимо оказывается истинным. И это идущий — причина того, что утверждение говорящего соответствует истине, а место следствия занимает слово, идя вторым [после действия]. И хотя кажется, что в силу некоей причастности [обозначаемому] и слово, как следующий [за действием его] образ, так или иначе имеет необходимость быть истинным, но это не так. Ибо ни слово говорящего, ни глаз смотрящего не привносит никакой необходимости в свободу, [осуществляющуюся] в соответствии с никому не подвластной волей[1553] идущего.
53. Но, давай, если угодно, еще совершеннее разовьем мысль на другом примере. Положим, кто-то сегодня берет кусок дерева размером в три локтя[1554], чтобы сделать из него, скажем, посох, и обтесывает его по собственному спонтанному желанию, так что никто извне, из числа проходящих мимо и видящих [его за этим занятием], ничего ему не приказывает.
Ты и сам, я думаю, не подвергнешь сомнению ни то, что проходящие видят и сразу же понимают в общем виде, что это за посох, и какой он длины и толщины, ни то, что это смотрение не привносит в работу никакой необходимости. Итак, если и Бог одинаково видит всё — и происходящее, и имеющее произойти — как настоящее, то разве можно говорить, будто Божие видение и знание привносит какую-либо необходимость в действия тех, кому от природы дано совершать их свободно и непринужденно?
54. Ибо, как никакое человеческое зрение, как я уже сказал, ничему из того, что он видит, проходя мимо, не сообщает никакой вынужденной необходимости, так и Божие — называть ли его предведением или ведением — не применяет ни к чему из того, что Он видит совершающимся, никакого насилия, и никакой необходимости не порабощает свободу, раз и навсегда данную Им [человеческим] делам. Ведь Бог, одинаковым образом постоянно пребывающий в простоте своего настоящего, одинаковым образом видит происходящее и имеющее произойти [в будущем], и одно для Него ничуть не больше, чем другое, и Он в равной степени всегда предоставляет каждому данное ему самовластие.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Венеция — имя, ставшее символом изысканной красоты, интригующих тайн и сказочного волшебства. Много написано о ней, но каждый сам открывает для себя Венецию заново. Город, опрокинутый в отражение каналов, дворцы, оживающие в бликах солнечных лучей и воды, — кажется, будто само время струится меж стен домов, помнящих славное прошлое свободолюбивой Венецианской республики, имена тех, кто жил, любил и творил в этом городе. Как прав был Томас Манн, воскликнувший: «Венеция! Что за город! Город неотразимого очарования для человека образованного — в силу своей истории, да и нынешней прелести тоже!» Приятных прогулок по городу дожей и гондольеров, романтиков и влюбленных, Казановы и Бродского!
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.