История ромеев, 1204–1359 - [277]

и странные истории, так точно действовали и сторонники Паламы, и такие рассказы поместили они в свой Томос.

2. Ибо они с великим бесстыдством изложили там то, что они хотели бы, чтобы произошло, но чего не случилось, и что они хотели бы сказать [тогда], но не смогли, с одними из немедленных опровержений уже столкнувшись, а других еще только опасаясь. Ведь [теперь] обстоятельства момента придали им решимости врать, не боясь опровержения, и они были уверены, что то, чего им не следовало обнародовать, останется не увиденным и нами.

Итак, говорят, что Палама среди прочего, что он делает, чтобы обманывать простецов, и якобы ради успокоения возмутившихся против него епископов, вырезая и подчищая некоторые из своих богохульств, в своих новых Томосах выражает [тот же] богохульный смысл другими словами, поскольку епископам известно лишь, что подчищено плохо изложенное ранее, а значения стертого и заново изложенного они вовсе не понимают и даже не задумываются о том. Ибо он, как говорят, и свидетельства от Писания приводит не как они есть, но искажает их, то усекая и изменяя, то делая ложные выводы и перетолковывая. Если тебе угодно и ты располагаешь свободным временем, я не замедлю теперь привести тебе некоторые примеры и предоставить повод для краткого опровержения». [1364]

Меня, впрочем, смерть нимало не тревожит, ибо она со-природна [нам] и, если не сегодня, то, наверно, завтра приблизится к нам неслышными шагами. Но мне жаль гонителей: как бы они из-за нас не возбудили против себя гнев Божий. Сего ради нужно молчать, и в особенности еще потому, что нам не случилось иметь на руках этот Томос, чтобы выдвигаемые обвинения были во всех отношениях надежными и не пустыми.

А когда озарит нас сияние безоблачного дня, и язык наш получит, с помощью Божией, надлежащую свободу слова, тогда и я на досуге восприму и оплачу моего мертвеца, и тогда буду горько рыдать о сокрушении моего народа, пытаясь при помощи, так сказать, неких повязок и врачебных средств лечить, по возможности, воспаление столь тяжелой болезни.

4. Что касается нынешних епископов, ты не должен удивляться, что большинство из них не способно здраво понять даже начальные принципы элементарной логики, наравне со многими детьми и младенцами, но, самым грубым образом [понимая] относящееся к божественным догматам… тратят все усердие[1365]. Также не стоит тебе никого пытаться переубедить, ни вообще связываться с кем-либо из них, ибо все они исполнены подозрительности. И насколько они слепы и невежественны в отношении нравственного совершенства[1366], настолько же исполнены коварства и зависти, так что с легкостью будут походя клеветать на тебя перед господствующими. Ибо многого недостает всей злобе древних и новых злодеев, чтобы мы могли сравнить ее со злобой этих людей. Если и нелегко рассмотреть ее при первой встрече и сразу же вынести свободный и беспристрастный приговор того суда, который находится в ведении рассудительной способности души, то посредством длительного опыта возможно уловить некие признаки, поскольку природа [этих людей] предлагает как бы туманные намеки — не намеренно, но как бы мимоходом. Иногда и язык незаметно для них самих невольно выдает скрытые пороки души, когда ее подобно ветру распаляет некая ярость или какое бы то ни было сильное внешнее влияние и неожиданное воздействие.

5. Ибо сколько у людей существует разновидностей оттенков кожи и телесных форм, столько же различий и в состояниях души. И ты можешь видеть, как это [разнообразие] простирается в бездны бесконечности, и познание [его] поистине нигде не может остановиться, ибо оно превосходит всякое теоретическое представление ученых людей, громко и с удовольствием насмехаясь и откровенно издеваясь над абсолютно всеми научными и практическими методами. Ибо им поистине многого недостает, чтобы исследовать, какое соображение[1367] будет надежным арбитром тайн души. Иначе никто бы больше не нуждался [для уразумения сего] во внешних повадках и оттенках [поведения], безмолвными речами намекающих на эти [тайны], сперва неясно, а по мере углубления — все более совершенно, так что уже несколько проще становится и относить их так или иначе к первым причинам и различиям оттенков и состояний души, и цепочку связных намеков всегда возводить — постепенно и понемноіу — к чему-то [уже] известному, и выстраивать дальнейшие ходы рассуждения, опираясь на первые признаки.

6. Ибо ты видишь[1368], что эти люди, не имея абсолютно ничего своего, чем бы хоть в какой-то мере можно было похвастаться, прибегают к непонятным сновидениям, приходя к тому же, что и авторы [античных] трагедий, которым для кульминаций и развязок их драм нужен некий бог из машины, так как им нелегко вывести из ложных и бессмысленных посылок и начал изящный конец. Вот и эти [люди], видя, как основанные на сновидениях ложные пророчества стремятся исполниться с точностью до наоборот, объявляют, что содержание сновидений имеет двоякий смысл. Однако я охотно спросил бы их, почему же это Бог противится их делам и ожидания, основанные на таковых предсказаниях, всегда обращает в их противоположность, а в особенности — когда императорская власть дает их нечестию больше силы [действовать] против нас. Ибо тогда прибавляются и ущербы: царям — в самом для них дорогом, а всем вообще ромеям — в том, что касается городов, а также государственных и частных дел, — и все как бы исполняется кораблекрушений и разного рода опасностей. Ведь если бы они были мстителями [за нарушение] отеческих обычаев и догматов и карателями беззаконных, [Боіу] надлежало бы воздать им благоденствием государства и обширностью империи, а не наоборот — настолько увеличивать бедствия, насколько они усиливают гонение против нас.