История ромеев, 1204–1359 - [269]

Именно это и случилось в государстве византийцев. Ибо оно, возненавидев истину и справедливость гражданской власти и усвоив себе несправедливость и ложь, обеими руками распахнуло свои двери перед нечестием. А поскольку дьяволу для этого нужно было тело и подходящий для него инструмент, то он нашел теперь Паламу — человечишку, как я слышал и еще лучше убедился из его писаний, жалкого и ничего здравого не знающего, кроме как тщеславиться и по этой причине держаться зловерия, — внушил находящимся у власти поддерживать его и, говоря вкратце, собрал в настоящее время все нечистые и чуждые учения, которые он в другие времена внедрял в церковь Божию, и засеял против церкви Христовой ниву, дающую богатый урожай зла. Ибо несчастный [Палама] научил не только многобожию, но прибавил к нему еще и безбожие, а кроме того арианство и иконоборчество, и совершенное отрицание домостроительства во плоти Сына и Слова Божия. И что за нужда говорить о каждом [лжеучении] по отдельности, когда можно на основании святых книг божественных отцов изобличить тех, кто точно следует всем [им сразу]?»

14. И когда этот мудрый и боголюбивый муж говорил такое в моем присутствии одно за другим, а иногда приносил и книги, которые он сам трудолюбиво собрал из всего божественного Писания, чтобы предоставить тамошним благо-честивцам оружие [против ереси], и которые опубликовали иные из живших по соседству ученых православных мужей, открыто противоречивших злославным учениям[1323] Паламы, то внимание киприотов обратил на себя рассказ о том, как император Кантакузин ночью тайно вошел в Византий[1324] и завладел царской властью автократора с помощью Паламы и его коварных предуготовлений, пообещав ему заранее со страшными клятвами, что поддержит и утвердит его многобожие и все нечестивые новые учения, которые он излил против церкви Божией. Иначе говоря, он поклялся Богом, от Которого пообещал отречься.

Это очень расстроило того мудрого мужа, Георгия Лапи-фа — не то, что Кантакузин захватил царство, а то, что он заранее связал себя этими клятвами и таким образом сделался заложником нечестия Паламы. Поэтому [Лапиф] весьма расстроился, лишившись благородных надежд, в течение долгого времени поддерживавших в нем хорошее настроение, и теперь душа его была полна беспокойства и всевозможного смятения. Ибо он надеялся отплыть оттуда вместе со мной в Византий, когда я буду возвращаться, чтобы повидаться и побеседовать с тобою, как я уже говорил, из горячего желания [приобщиться к еще] большей мудрости, а также, возможно, и по другой какой необходимости, и ради того еще, чтобы осмотреть те исключительные достопримечательности, которыми отличается город византийцев. Теперь же, увидев, как в одно мгновение победило противоположное [его надеждам], он был очень огорчен и оплакивал благочестие, доведенное очевидно до столь опасного положения непостижимыми путями Божия попущения. Он плакал также и потому, что опасался твоей смерти, помышляя о твоей пламенной ревности о Боге и о том, какое сопротивление [ереси] ты собираешься оказывать, [подвизаясь] даже до смерти за отеческие догматы.

Но что за нужда рассказывать подробно обо всем, что я видел на острове в продолжение не менее двух лет[1325], о множестве полезных вещей, имеющихся в тамошних городах, гаванях и других местах, когда немало есть того, что влечет нас вперед. Так что, оставив это, упомяну о своем возвращении.

15. Итак, едва Солнце достигло летнего поворота, славный Георгий, поскольку я собирался отъезжать, проводил меня до гавани со слезами и с сердцем, так сказать, разрывающимся надвое из-за расставания со мною, так что, когда мой корабль двинулся в море, подставив паруса попутному ветру, он еще долго стоял и смотрел мне вслед, проливая много слез, пока мы не потеряли землю из виду, поскольку острота зрения постепенно ослабевала из-за большого удаления.

Плавание наше было удачным, и через девять дней мы достигали Крита, острова весьма многолюдного и гораздо большего чем Кипр[1326], но, подобно ему, столь же продолговатого, так что длина его составляет не менее двух тысяч восьмисот стадиев, а ширина — гораздо менее половины. Я издавна имел большое желание посмотреть лабиринт на Крите[1327], и поскольку он не далеко[1328] отстоял от гавани, куда мы прибыли, то я, располагая тогда временем, решил сойти с корабля и осмотреть также и его. Расположен он вблизи города Кносса[1329], лежащего в глубине страны. Лабиринт — это крайне пространная искусственная пещера. Поскольку камень в этом месте не очень твердый, то его очень легко выдалбливать на какую угодно глубину. Поэтому мастер сделал один единственный вход и затем далеко продвинулся [вглубь], выдалбливая [породу] и в равной мере распространяя левую и правую стороны[1330], а посередине оставил на значительном расстоянии друг от друга высеченные колонны, поддерживающие потолок и слой земли на нем, и, разделив [таким образом пещеру], сделал различные помещения, вестибюли и колодцы. Лабиринт этот был показан мне местными, державшими в руках много светильников.

16. Рассказывают, что знаменитый Минос, правивший, как ты знаешь, в древности на Крите, имел очень большой военный