История политических и правовых учений - [336]
Государство обязано оказывать равную защиту различным способностям, неравным потребностям. Оно обязано обеспечить образование неимущим и освободить их от обременительного налога. Оно дает всем личную свободу, но этим не ограничивается. Дюги — сторонник социального государства. В этом плане корпоративное государство «более гибкое, более гуманное, более защищающее индивида». Оно основывается на факте взаимной зависимости, соединяющей все человечество вообще и членов одной социальной группы, в частности слабых и сильных, больших и малых, правящих и управляемых.
Дюги едва ли не обвиняли в одобрении советской формы правления, которая исключила разделение властей как основной принцип парламентаризма. Между тем он действительно отрицал этот принцип, настаивая на иной интерпретации учения Монтескьё. Лучше не разделять власти, а обеспечить их сотрудничество. Именно в этих интересах, по мнению Дюги, Монтескьё хотел, чтобы одна власть сдерживала другую: «Власти вынуждены идти согласно... чтобы власть осуществлялась в сотрудничестве представителей всех социальных сил, существующих в стране».
Дюги можно отнести к сторонникам правового государства, поскольку он отрицательно относился к собственно легистскому государству, поскольку был противником всякой тиранической власти и авторитарных режимов, поскольку отстаивал многие либеральные принципы. Вместе с тем он был противником индивидуализма. Выражаясь современным языком, его, пожалуй, можно отнести к сторонникам твердого порядка и «управляемой демократии». Не случайно поэтому его концепции могли использовать приверженцы самых разных политических пристрастий, включая итальянских фашистов[153].
Оценивая солидаристские воззрения Дюги в целом, нельзя не видеть, что он был понят буржуазными реформаторами с позиций предотвращения революционных последствий классовой борьбы, отработки государственно-правовых институтов в направлении учета гарантий провозглашенных прав и усиления социальной роли государства. «Государство всеобщего благоденствия» до сих пор является политическим идеалом для многих европейских стран.
§ 15. Габриэль Феликсович Шершеневич
Габриэль Феликсович Шершеневич (1863—1912) является, пожалуй, самым выдающимся представителем российского юридического позитивизма. Сфера научных интересов Г. Ф. Шершеневича в основном ограничивалась общей теорией права, гражданским правом, коммерческим правом, а также историей, философией и социологией. Шершеневич по праву считается крупнейшим юристом дореволюционной России, и его политико-правовые взгляды, методология подхода к государственно-правовым проблемам представляют огромный интерес и в настоящее время. Основной труд Шершеневича — «Общая теория права», вышедшая в Москве в 1910—1912 гг.
На всем протяжении своей научной карьеры он последовательно отстаивал интеграцию юридических наук, писал о том, насколько гибельным может оказаться разрыв между теорией и практикой. С его точки зрения, плоха юридическая практика, не подкрепленная юридическим светом, как и безжизненна теория, не вытекающая из практики. С давнего времени, полагает Шершеневич, философы навязывают правоведению свои представления, построенные вне всякого соприкосновения с действительными реалиями государственной и правовой жизни. Известно, что Кант вообще отрицал возможность юристов сформулировать понятие о праве, призвал отрешиться от положительного права и искать его в разуме. Конечно, эта точка зрения не бесспорна, но какое-то рациональное зерно здесь, несомненно, присутствует. Вместе с тем право никогда не может быть понято вне его проявлений в эмпирической действительности, оно представляет собой явление государственной жизни. Следовательно, понять право невозможно без государства, а последнее трудно представить себе без понимания общества.
Шершеневича очень часто критиковали за его гносеологические принципы, поскольку познание сущности основных государственно-правовых явлений он сводил не к материальной, содержательной стороне, а к формальной. Без перехода к формальному аспекту философия права не в состоянии выработать для правоведения систему понятий и категорий, независимую от исторического многообразия. Пренебрежение формальным аспектом ставит в затруднительное положение юридическую практику, поскольку формальная, юридическая сторона не всегда будет совпадать с жизнью, «здравым смыслом», наконец, целесообразностью. Только на формальной основе возможны история права и сравнительное правоведение (компаративистика). Подобная позиция одновременно является и довольно убедительной, и в той же мере спорной, что, конечно же, плохо согласуется с законами формальной логики.
Можно ли узнать сущность предмета, не проникая в его глубину? Вряд ли. Но, с другой стороны, внешнее проявление, формальная сторона есть одна из ипостасей сущности. В самом деле, задается вопросом Шершеневич, если признать под правом средство обеспечение свободы личности и равенства, то история французского права начинается с Великой французской революции, поскольку прежний режим был полным отрицанием этого принципа. Если право есть воплощение разума и нравственности, то как быть с рабством в античном мире, которое регулировалось законами, исходящими от государства, а Аристотель и Цицерон вообще считали рабство естественным явлением. Эти идеи созвучны нынешним спорам о соотношении права и закона, государства и общества.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.